– Он сматывается… Скорее, мудак во двор выпрыгнул…

Фиолетовая ночь приняла беглеца в свои объятия. Святой шел вдоль стены, пытаясь держаться вне желтой дороги света, выстроенной яркими фонарями. Шансы на побег были мизерными. Бетонный забор для спутанного по рукам и ногам беглеца был непреодолимым препятствием.

Преследователи почему-то медлили. Они сновали по дому, перекликаясь между собой короткими восклицаниями. Предупрежденные охранники у ворот утроили бдительность, взяв оружие на изготовку.

«Какого хрена тянут? Забавляются точно кошка с мышкой. Меня можно взять голыми руками. Зачем дают фору?» – терялся в догадках Святой, не оставляя попыток найти путь к свободе.

Он кружил вокруг виллы, не приближаясь к фасаду здания, отлично просматривающемуся со стороны ворот. Камеры, установленные по углам дома, следили за беглецом бесстрастными, холодными объективами.

Оповещенный о чрезвычайном происшествии Ястреб, успевший влепить пару болезненных тумаков очухавшемуся тюремщику, прошляпившему заключенного, спустился в комнату охраны. Он смотрел на монитор, принимавший видеоизображение камер слежения.

– Лишай, – шеф поманил пальцем меченого.

Не успевший умыться бандит, обляпанный острым соусом, разъедавшим глаза, двинувшись вперед, налетел на стул. Оплошность не вызвала у Ястреба приступа раздражения. Он был слишком увлечен наблюдением.

– Выпусти Клинтона! Пускай малыш порезвится, – распоряжение, отданное хозяином виллы, сопровождалось недобрым смешком, похожим на шипение гадюки, поднявшей голову из травы.

Громила угодливо хихикнул, закрыв на мгновение слезящиеся глаза, и опрометью бросился к двери черного хода, возле которого находились вольеры. Добравшись до клетки, он открыл замок и позвал собаку.

Поджарый любимец Ястреба вздыбил шерсть и лязгнул клыками, пытаясь поймать руку, взявшую его за ошейник. Но, наученный горьким опытом быть предельно осторожным при общении с любыми недружелюбными живыми существами, верзила отпрянул, отпуская пинчера на все четыре стороны.

– Фас, Клинтон, фас… – вполголоса произнес Лишай, доверяя свершить акт мести свирепому четвероногому слуге с белоснежными клыками.

Предупрежденные по рации стражи ворот спрятались в деревянной будке, служившей укрытием от непогоды. Когти собаки зацокали по глади идеально уложенной брусчатки.

Пес настиг беглеца у северной стены. Пинчер восторженно гавкнул, увидав добычу. Подобравшись, он приготовился к прыжку, приседая на задние лапы.

И тут глаза пса встретились с глазами человека. С такой уверенной силой во взгляде противника Клинтон никогда не встречался. Это обескуражило четвероногого убийцу. Пес вытянул морду, вбирая мокрым черным носом воздух. Он пытался уловить хоть какие-нибудь флюиды страха, исходящие от врага, поймать влажные испарения его тела, пропитанные ужасом перед его клыками. Но человек смотрел на него с превосходством сильнейшего существа, наделенного высшим разумом.

– Тихо… Хороший мальчик, – Святой говорил медленно, приседая на корточки, чтобы общаться на равных с псом бойцовской породы. Он как бы оказывал доверие младшему брату, забывшему о единокровном родстве.

Оскаленная пасть Клинтона сомкнулась. Пес осторожно вильнул культяпкой купированного хвоста.

– За мной прислали? – подбирая звенья цепи, неспешно продолжал Святой.

Пинчер скорбно тявкнул, давая понять, сколь противно порученное ему задание. Совершенно не по-собачьи подвернув под себя лапы, Клинтон улегся на землю и пригнул голову. Однако искорки настороженности не погасли в карих глазах любимца хозяина особняка. Он продолжал следить за незнакомцем, готовый в любую минуту отыграть назад и принять атакующую стойку.

Святой угадал настроение собаки, превращенной жестокосердыми людьми в идеальную машину для убийства. Он сел, прислонившись к стене, и отвел взгляд от узких зрачков пинчера.

– Не выпустишь? – улыбнулся беглец.

Словно извиняясь, Клинтон вновь вильнул обрубком хвоста. Это был последний жест в его собачьей жизни. У угла раздался негромкий хлопок, точно кто-то откупорил бутылку с шампанским. Длинное, коричневое тело Клинтона перекатилось на спину, увлекаемое силой раскаленного свинца. Смертельно раненная собака душераздирающе завыла, пытаясь встать. Но задние лапы пса с перебитым пулей позвоночником не слушались. Сдирая о камень когти передних лап, Клинтон полз к приближающемуся хозяину. Он жалобно скулил, оставляя позади себя кровавый след.

Подошедший Ястреб навел на продолговатую голову собаки пистолет с привинченной трубкой глушителя:

– Предатель…

Повторный выстрел стал актом милосердия. Клинтон дернулся и, вытянув все четыре лапы, затих…

* * *

Мерно отбивал ритм маятник напольных часов, украшавших кабинет Ястреба. Золоченые стрелки ползли по кругу белого циферблата с черным клеймом фирмы в нижнем полушарии. Святой сидел напротив старинного прибора, отмерявшего время. Его ладони согревали холодные грани хрустального стакана, на четверть наполненного коньяком. Пить угощение, предоставленное желтоглазым, он не спешил, хотя атмосфера в кабинете располагала расслабиться.

Не такой беседы ждал Святой после сорвавшегося побега. Он был готов к истязаниям, побоям, оскорблениям и другим испытаниям, связанным с физическим воздействием. Но фантазия Ястреба, бодро разгуливающего по кабинету, простиралась гораздо дальше банального мордобоя. На мелочи перед решающим броском желтоглазый не разменивался.

– У тебя потрясающая способность создавать проблемы, – в промежутках между глотками произнес хозяин виллы.

Святой многозначительно хмыкнул, не торопясь отвечать. За фальшивой любезностью главаря банды скрывалось что-то зловещее.

– Да ты пей! Коньяк не отравлен. Рывок на побег был, конечно, сумасбродством, но и за глупое геройство полагается награда, – наслаждаясь собственным великодушием, сказал Ястреб и опустился в любимое кресло, отодвинутое от письменного стола. – Жаль, что мы раньше не встретились. Еще до твоих подвигов… Но сейчас, как говорится, поезд ушел.

Бессодержательная, пересыпанная намеками болтовня самовлюбленного главаря с лицом патологического садиста надоела Святому после первых предложений. Умея находить в любых ситуациях хоть что-то приятное, он со смаком выпил коньяк. Взвесив на ладони стакан, Святой поймал себя на шальной мысли: «А не размозжить ли хрусталь о башку этой сволочи? Шарахнуть так, чтобы его совиные глаза вылезли на лоб».

Поставив стакан, он отогнал бесполезную идею. За дверью дежурили молодцы, доставившие пленника в кабинет, а наручники, соединенные цепью, оставались неотъемлемым аксессуаром, дополняющим гардероб Святого.

Ястреба обуял приступ красноречия, бывшего следствием бодрого расположения духа. Видимо, намеченное дело продвигалось без сучка и задоринки. А может, сказывалось нервное возбуждение преступника, разогретого предвкушением злодеяния, равного которому не было в анналах истории человечества. Святой плевал на эмоции поджарого ублюдка, распинающегося точно древнеримский оратор. Но благостная болтливость Ястреба предоставляла возможность узнать хоть что-нибудь о любимом человеке.