Наконец он покинул Санлукар-де-Баррамеда, отчалив, как он сказал, во имя Святой Троицы, 30 мая 1498 года с пятью каравеллами – «Кастилия», «Рабида», «Горда», «Гарса» и «Санта-Мария-де-Гуйя». Все они были построены в Палосе{699}. Эти корабли везли более двух сотен человек, включая восьмерых тяжеловооруженных всадников, сорок семь арбалетчиков и шестьдесят моряков. Также там было двадцать слуг, десять садовников, тридцать старателей и, наконец, около двадцати женщин (как минимум, две из них были цыганками). Еще были пятьдесят крестьян, несколько священников и еще некоторое количество специалистов. Все прежние права Колумба были подтверждены. Ему было дозволено наделять землей своих спутников. О правах туземцев на сей раз не было сказано ни слова.

Это «третье плавание» финансировалось по большей части генуэзскими банкирами Чентурионе – старыми работодателями Колумба в 1470-х и самой влиятельной семьей в Севилье. Помогал и другой генуэзский партнер, Бернардо Гримальди. Плавание Колумба никогда не состоялось бы без помощи этих обладающих живым воображением и свободомыслящих генуэзцев{700}.

У Колумба и Короны по-прежнему расходились взгляды на цели колонизации Карибских островов. По мысли Колумба, идеальным вариантом было превращение Эспаньолы в торговую колонию, главной задачей которой будет поставка сырья, такого как золото, хлопок, красители, пряности и рабы, – хотя в конце концов кормить колонистов будет кастильское зерно. Но монархи, превознося новое плавание, например, перед городами Испании, говорили о колонизации острова Эспаньолы и других островов, «которые есть в упомянутых Индиях, поскольку таким образом мы служим Господу нашему, распространяя Его святую веру и расширяя наше собственное королевство»{701}. Они по-прежнему хотели, чтобы Колумб разделил Эспаньолу между поселенцами, точно так же, как были разделены Канары. Также они, видимо, желали, чтобы в Индиях развивалось сельское хозяйство в стиле Канар (культивирование сахарного тростника), а еще они хотели получать драгоценные металлы и дерево бразил (для производства красителей).

Колумбу было сказано, чтобы «…он со всем усердием попытался побудить и привлечь индейцев на путь мира и спокойствия и внушить им, что они должны служить и жить под властью наших высочеств в кроткой покорности и, прежде всего, они могут перейти в нашу святую веру, и что им и всем, кто живет в Индиях, будут предоставлены святые таинства церковниками и монахами, которые уже есть там или будут»{702}.

Ничего не говорилось об открытии других земель, хотя вскоре станет ясно, что Колумб именно это держал в уме.

Адмирал разделил людей по двум флотилиям по три корабля в каждой. Первой будет командовать его друг Алонсо Санчес де Карвахаль, который некогда был рехидором (членом городского совета) Баэсы и уже оказал адмиралу много мелких услуг. Второй из его кораблей поведет племянник, Хуан Антонио Коломбо, который, вероятно, был незаконным сыном либо Бартоломео, либо Диего{703}. Третьим кораблем будет командовать Педро де Аранья, кузен старой кордовской любовницы адмирала, Беатрис. Эти первые три корабля пойдут прямо на Эспаньолу, через пролив, который вскоре будет известен как Доминиканский.

Остальные три корабля под командованием самого Колумба сначала подойдут к Островам Зеленого Мыса, а оттуда через Атлантику, чтобы подойти к Эспаньоле с юга. С ним был его старый товарищ Алонсо де Охеда. Целью Колумба было исследовать достоверность слухов, ходивших в Лисабоне, что на юге между Индией и Европой лежит новый континент{704}.

По пути в Новый Свет Колумб посетил все острова Атлантики: на Азорах он был 7 июня. Затем он зашел на Мадейру, где много лет назад умерла его жена Фелипа, родив его младшего сына Диего. Он вспоминал, как продавал здесь сахар по поручению семейства Чентурионе, которое сейчас финансировало его. Потом он посетил Канары, которые тоже знал по другим своим путешествиям. К тому времени весь архипелаг был аннексирован Кастилией после захвата Тенерифе Алонсо де Луго, который оставался губернатором и Тенерифе, и Ла-Пальмы. Луго был не особенно дружен с Колумбом, хотя его и обвиняли в том, что он покровительствует генуэзцам и португальцам, а не своим товарищам-кастильцам. Дело в том, что эти генуэзцы имели капитал, который был нужен Канарам. Португальские работники и фермеры также приветствовались здесь, поскольку у них был опыт производства сахара на Мадейре. Но генуэзцы всегда славились своей предприимчивостью{705}. Местное население, гуанчи, скоро останутся только в истории – но у некоторых рабов из этого народа должны были остаться потомки в Испании.

Наконец Колумб отправился на Острова Зеленого Мыса и 1 июля прибыл на Фого. Там было около пятидесяти поселенцев, по большей части преступников. Португальский губернатор, Алваро да Каминья, торговал рабами из близлежащей Африки, медными предметами и сахаром. Он также в то время держал при себе две тысячи еврейских мальчиков и девочек, которых разлучили с родителями в Лиссабоне после того, как король Мануэл ввел в прошлом году законы, согласно которым евреи должны были быть изгнаны во время его свадьбы с испанской принцессой. У родителей этих детей не оказалось достаточно денег, чтобы заплатить штраф, необходимый, чтобы обеспечить им дальнейшее пребывание в Португалии. То, что происходило на Фогу, наверняка смотрелось красочно: нищие прокаженные, охотники за черепашьей кровью, сборщики красильного лишайника. На острове Боавишта водились дикие козы. Адмирал бывал там в 1480-х, но тогда они ему показались «столь засушливыми, что ничего зеленого не видно». Однако его впечатляло то, что самый захудалый африканский раб мог быть продан здесь за 8000 мараведи{706}. Возможно, именно поэтому он сам решил купить побольше рабов.

5 июля 1498 года Колумб отправился на запад. Корабли попали в штиль, и на них обрушилась жара, из-за чего часть припасов сгнила. 31 июля они достигли неисследованного острова, который адмирал назвал Тринидад (поскольку он увидел три холма и так или иначе собирался посвятить это путешествие Святой Троице). Колумб причалил на востоке этого острова (в Пунта-Галета), дабы пополнить запасы пресной воды. Здесь появилось каноэ с двадцатью четырьмя людьми на борту. «Вооруженные луками со стрелами и деревянными щитами, эти люди были светлее, чем другие туземцы, которых мне довелось видеть», – прокомментировал адмирал со своим обычным энтузиазмом. Головные уборы, что они носили, были похожи на мавританские. Колумб пытался привлечь их блестящими мечами и кастрюлями, но это привлекло их еще меньше, чем тамбурин Хуана де Гвадалахары, чья чарующая музыка (под которую некоторые испанцы танцевали) заставила аборигенов начать стрельбу. Колумб приказал стрелять из арбалетов. Аборигены уплыли{707}.