Колумб прошел вдоль северного побережья современной Венесуэлы до острова, которому он дал имя Маргарита, поскольку именно там он нашел жемчуг. Чуть позже он написал, что это был «другой мир» (otro mundo). Так оно и было – но он так и не понял или не смог принять, что это был новый континент, нечто совершенно новое для него{714}.

Обнаружение жемчуга было самым важным итогом третьего путешествия Колумба. Это изменило мнение относительно финансовой выгоды открытия Нового Света на родине и возбудило интерес к нему, который рос в последующие несколько лет. Этого Колумб уже не мог контролировать{715}. Высадка Колумба 1 августа 1498 на юге полуострова Пария стала датой открытия Южной Америки – хотя многие и старались доказать отсутствие факта высадки и ее значимости, которой, честно говоря, Колумб и сам не понял. Он написал 13 августа 1498 года: «Я думаю, что это – огромный остров [tierra firme, grandнsima], о существовании которого до сих пор никто не знал»{716}. Но адмирал до сих пор считал, что он находится в Азии. Несколькими днями позже он повернул на север, к Эспаньоле, поскольку у него воспалились глаза от болезни, которую он, предположительно, подхватил на Кубе несколькими годами ранее и которую он недолечил. Одно лишь это путешествие было воистину мореплавательским подвигом, поскольку ни один европеец до сих пор не проходил Карибское море курсом на север.

Прибыв в Санто-Доминго 31 августа 1498 года, Колумб узнал, что в то время, как два судна, с которыми он послал Эрнандеса Коронеля в январе, достигли колонии, и преступники с одного из них уже работали на золотых рудниках в центре острова, другие суда, под командованием Санчеса де Карвахаля, только-только достигли Харагуа на западе острова, и их груз был поврежден. Там их экипажи ввязались в неразрешимую склоку, связанную с Бартоломео Колоном, который заправлял всем во время отсутствия своего брата-адмирала.

Звездный час Бартоломео Колона в управлении Эспаньолой настал в 1497 году, когда он согласился даровать право на владение землей (а также право на эксплуатацию живших на ней индейцев) конкистадорам. Дабы иметь возможность воспользоваться золотыми приисками, Колон основал новый город – Бонао, название которого было испанизацией местного слова. С королевского разрешения (и при письменной поддержке Колумба){717} он начал строительство Санто-Доминго на плодородном южном берегу Эспаньолы как альтернативной столицы и административного центра вместо Ла-Изабеллы{718}. Большинство испанцев, оставшихся в Изабелле, перебрались на юг в этот город, который начали строить по традиционной прямоугольной схеме. Люди Бартоломео собирались построить церковь, ратушу, дворец губернатора и тюрьму – все это вокруг площади. Людьми, назначенными на «заселение» территории, стали баск Франсиско де Гарай, нотариус, и Мигель Диас, арагонец, прибывший вместе с Бартоломео.

Однако подобные перемены спровоцировали мятеж, который возглавил главный судья Ла-Изабеллы – Франсиско Рольдан, андалузец из окрестностей Хаэна (Торре-де-Донхимено), который, видимо, был разгневан тем, что его собственный город потеряет свою значимость, и обвинил Бартоломео в том, что он был «строг, груб и столь же жесток, как и жаден»{719}.

Реальная причина мятежа остается загадкой. Рольдан был любимчиком адмирала, но буквально за одну ночь он утратил все свое благодарное отношение к адмиралу и его брату{720}. Что же привело Рольдана в негодование? Неужели Бартоломео слишком далеко зашел в своих обвинениях по поводу соблазнения Рольданом жены вождя Гварионекса? Или он был его соперником в сердечных делах?{721} Рольдан позднее сказал, что Бартоломео правил с «такой суровостью», что «они боялись его настолько, что вся любовь к нему была забыта». Возможно, ему попросту не нравилось то, что Бартоломео имел больше власти и не гнушался ею пользоваться.

Восстание случилось тогда, когда Бартоломео находился на западе острова, около Харагуа, оставив Рольдана в качестве своего заместителя, за которым присматривал его брат, Диего. Рольдан решил, что необходимо отправить судно в Испанию за подкреплением. Диего был против этой идеи, объяснив это нехваткой снаряжения. Рольдан обвинил Бартоломео и Диего в том, что они связывают ему руки и эксплуатируют индейцев как хотят. А когда Бартоломео вернулся, он заключил под стражу Барахону, друга Рольдана, без всякой на то причины.

В общем и целом, мятежников было от семидесяти до сотни{722}. Рольдан спорил с братьями Колумбами о том, как лучше использовать землю и эксплуатировать ее обитателей. Он был против идеи взыскивать с индейцев дань. Вместо того, чтобы строить крепости, Рольдан предполагал, что с местными можно договориться. Возможно, если бы его не трогали, он в самом деле смог бы оказать благое влияние.

Диего Колон послал Рольдана и сорок человек с ним, чтобы усмирить индейцев неподалеку от Консепсьона. Рольдан думал, что он сможет сделать этот город-призрак своей цитаделью и взять остров под контроль. Однако местный командир форта, почтенный каталонец Мигель Баллестер из Таррагоны, остался верным Колумбу и сообщил Бартоломео о случившемся. Тот направился в Консепсьон, где Рольдан потребовал от него, чтобы он позволил ему на корабле вернуться домой. Бартоломео ответил, что ни Рольдан, ни его люди не умеют водить корабли. Рольдан отказался улаживать конфликт и, более того, отказался сдать пост судьи{723}.

Затем он направился в Ла-Изабеллу, где, узнав, что действительно не может спустить корабль на воду, разграбил арсенал и хранилище, а затем направился в Харагуа, на запад, где, как он знал, находилась «наиболее плодородная и хорошая часть острова с наиболее цивилизованными аборигенами, а также с самыми добродушными женщинами»{724}. Пока он плыл туда, он освободил всех встреченных ими индейцев от обязанности посылать дань Бартоломео.