— Вы хотите сказать, что от меня требуется не так уж много? Всего лишь изменить свое отношение к жизни? — решил съязвить я. Тот факт, что здесь столь открыто говорили о лжи, буквально выводил меня из себя. Но я старался сдерживать свои эмоции.

— Ты совершенно прав, — ответил Авл Гирт. — Когда закончится срок пребывания Цезаря на должности проконсула, он успеет нарушить столько законов, что для того, чтобы избежать судебного разбирательства, он будет вынужден занять более высокую должность, которая давала бы ему соответствующий иммунитет. Другой возможности уйти от ответственности не существует.

— Что же это будет за должность? И в какую сумму она обойдется Цезарю? — насмешливо спросил я.

Авл Гирт и Гай Оппий громко рассмеялись.

— Скажите же, как называется эта должность!

Мои собеседники вдруг замолчали. Я медленно повернулся и увидел Гая Юлия Цезаря, вошедшего в нашу палатку. Не сказав ни слова, он подошел к ложу, лег на него, смерил надменным взглядом каждого из нас по очереди и, почесав опаленной ореховой скорлупой тыльную сторону правой ладони, воскликнул:

— Отвечайте же! Как должен поступить Цезарь, чтобы вытащить свою голову из петли?

— Ты сможешь спасти свою жизнь, только став диктатором, — незамедлительно ответил Гай Оппий.

— А как поступают с диктаторами римляне? — ухмыльнулся Цезарь.

— Точно так же, как кельты со своими вождями, которые хотят стать царями, — с улыбкой ответил Авл Гирт.

Цезарь вопросительно взглянул на меня, развалившись на ложе.

— Хм? Это правда, что вы убили своего князя Оргеторига за то, что он хотел стать царем?

— Я могу с уверенностью сказать лишь одно: он не умер от старости, проконсул. Это действительно так. Но никто не знает, что произошло на самом деле. Одни утверждают, будто Оргеториг наложил на себя руки, другие говорят, что его отравили.

— Похоже, вы не особо жалуете своих честолюбивых соплеменников, галл. Я знаком с одним кельтом знатного происхождения из племени арвернов. Его зовут Верцингеториг. Его отца тоже убили за непомерную жажду власти и стремление стать царем.

— Ты знаком с Верцингеторигом? — с удивлением спросил я.

— Конечно, — Цезарь снова самодовольно ухмыльнулся, — этот арверн — один из лучших офицеров моей кавалерии. Он надеется, что однажды получит из моих рук корону, которая даст ему право безраздельно властвовать во всей Галлии. Но он слишком нетерпелив. Верцингеториг торопит события.

Цезарь со скучающим видом смотрел перед собой и почесывал ногтем мизинца правую ноздрю своего костлявого носа. Если честно, то меня очень удивил тот факт, что проконсул считал совершенно нормальной открытую демонстрацию своей заносчивости, ограниченности и надменности и нисколько не стеснялся вести себя подобным образом. Все мы, сидевшие в той палатке, значили для него не больше, чем три песчинки в огромной пустыне. Цезарь бегло просмотрел корреспонденцию, которую ему молча протянул Гай Оппий, и совершенно неожиданно для нас рассмеялся:

— Подумать только! Молодой Требатий Теста просит взять его в мой штаб на какую-нибудь должность. Разве мог кто-нибудь хотя бы три месяца тому назад подумать, что случится нечто подобное?

— Вот видишь, — усмехнулся Гай Оппий, — наши усилия оказались не напрасны. Если уж такой тщеславный человек, как Требатий Теста, предпочитает службу в твоих войсках карьере в Риме, то можно с полной уверенностью заявить, что римляне доверяют твоей политике в Галлии.

— Требатий Теста очень способный, молодой и честолюбивый патриций. Он образован и умен. Однако кое в чем я с тобой не согласен! Раз кроме Требатия Тесты больше никто не просит меня предоставить ему какую-нибудь должность, то это значит, что моя канцелярия работает из рук вон плохо! Только в тот день, когда все сенаторы Рима будут просить меня взять своих благородных отпрысков на службу, я смогу не сомневаться, что имя Цезаря у всех на устах!

Улыбка исчезла с лица Гая Оппия. Проконсул обратился ко мне:

— Я слышал, будто эдуи и секваны тоже хотели выбрать себе царя и заключили тайный союз с вашим Оргеторигом. Скажи, галл, это правда?

— Да, эдуй Думнориг и секван Кастикус хотели вместе с нашим князем Оргеторигом поделить всю Галлию на сферы влияния, чтобы каждый правил своей частью земель. Но вскоре об этом тайном сговоре стало известно всем. На самом деле сговор был таким же тайным, как союз Красса и Помпея.

Цезарь улыбнулся, не сводя с меня глаз. Похоже, ему пришлось по душе мое ироничное сравнение, но он не хотел открыто показывать это, поскольку считал такое проявление эмоций ниже своего достоинства.

— Ответь мне, галл, ты знаешь эдуя по имени Дивитиак?

Я чувствовал, что Цезарь пытается проверить меня и задает вопросы, ответы на которые ему известны.

— Да, и более того, мне приходилось лично встречаться с ним. Но я не галл, Цезарь, я кельт из племени рауриков. До того как германцы разрушили мою деревню, я жил там, где Ренус на севере образует огромный изгиб.

— Кто же такие галлы?

— Галлов не существует. Ты можешь отправиться на север или на запад, доехать до самого океана, но не встретишь по пути ни одного галла. Все племена, живущие на этой обширной территории, называют себя кельтами. Вы же, римляне, придумали странное слово «галлы», которое в действительности чуждо нам. Кельтов, живущих на севере, вы называете бельгийцами, кельтов, которые осели у побережья Атлантикуса — аквитанцами[45], а все остальные кельтские племена — галлами.

Проконсул нетерпеливо кивнул.

— Тем не менее можно сказать, что Галлия, являясь единым целым, может быть условно разделена на три части…

— Это вы называете эту территорию Галлией, Цезарь.

— И все вы отличаетесь друг от друга языком, на котором говорите, общественным устройством и законами, — добавил Цезарь едва слышно.

Я утвердительно кивнул. По лицу проконсула можно было понять, что он несколько мгновений назад сделал вывод, который помог ему почувствовать определенную уверенность. Очевидно, решив озадачить нас и подшутить, Цезарь начал водить кончиком языка по губам, всем своим видом показывая, что наши ошеломленные и сосредоточенные взгляды доставляют ему удовольствие. Некоторое время мы внимательно следили за этим странным представлением. Вдруг Цезарь вскочил на ноги так резко, словно его укусил тарантул, три раза хлопнул в ладоши и пригласил всех присоединиться к вечерней трапезе, которая должна была вот-вот начаться в большой офицерской палатке.

— Кельт же пусть остается здесь! — добавил проконсул. — Если галл знает так много, то он наверняка друид.

Рустиканус был префектом лагеря. Это означало, что он занимал наивысшую должность, до которой мог дослужиться простой солдат. Наверняка каждый, кто служил в римской армии, мечтал стать префектом. Благодаря своей отваге и решительности Рустиканус прошел путь от простого легионера до примипила и после многократного продления срока своей службы был, наконец, назначен префектом лагеря. Как praefectus castrorum, он мог занимать эту должность еще три года, продолжая служить в армии, однако по истечении этого срока его военная карьера должна была закончиться. Значит, предстоящая война была для Рустикануса последним шансом захватить богатую добычу, которой хватило бы на то, чтобы обеспечить себе безбедную старость.