— Кто-то перерезал ему сонную артерию, чтобы вся его кровь вытекла.

— Здесь совершили обряд жертвоприношения! — закричал Сильван. — Этого араба принесли в жертву какому-то кельтскому богу! Факты налицо! Неужели вы не видите?

Взгляды всех собравшихся в шатре вновь устремились на меня. Что я мог ответить?

— У него что-нибудь украли? — спросил я.

— Нет, — ответил Сильван. — И это мне кажется очень странным. Я слышал, будто, принося жертву своим богам, кельты убивают человека трижды. Неужели кто-то сомневается в том, что здесь совершили жертвоприношение? Вот почему у купца ничего не украли!

В шатер вошел Урсул, примипил десятого легиона.

— Где рабы? — спросил он.

— Мы всех их связали и отвели за шатер, — ответил Сильван.

— Приведите сюда их надзирателя, — велел Урсул.

Через некоторое время один из оптионов втолкнул внутрь огромного грека, руки которого были связаны за спиной.

— Немедленно развязать его, — приказал Урсул.

Оптион тут же выполнил приказ и развязал грека.

— Как тебя зовут и какие обязанности ты выполнял? — спросил Урсул по-военному лаконично.

— Мой господин называл меня Пекунио[43], потому что я заработал для него немало денег, выступая как кулачный боец. Пять лет назад я собрал достаточную сумму, чтобы заплатить за свою свободу, но, выкупив себя из рабства, решил остаться на службе у своего хозяина. С тех пор я слежу, чтобы рабы, погонщики и слуги исправно выполняли свои обязанности. Нигер Фабий всегда очень хорошо с нами обращался. Но я готов поклясться тебе всеми богами, господин…

— Закрой рот и помалкивай, пока я не прикажу тебе говорить, — перебил грека Урсул.

— Разве это дело не должен расследовать префект лагеря? — спросил Сильван.

Примипил десятого легиона резко повернулся к офицеру и посмотрел на него с удивлением, которое тут же сменилось подозрительностью.

— Может быть, ты не очень доволен тем фактом, что следствием буду заниматься я? Сам префект лагеря попросил меня найти и наказать виновных, — сказал Урсул и вновь обратился к греку: — Скажи, у твоего господина что-нибудь украли?

— Исчезли только деньги и шелковая вексилла.

— Рабы не убивали араба, — заметил Сильван, — в противном случае они бы уже давно сбежали.

— Он прав, — согласился я. — Нигер Фабий всегда хорошо обращался с ними.

Вдруг в разговор вмешался медик:

— Друид, ты утверждаешь, что был гостем Нигера Фабия. Каким образом это может быть связано с так называемым тройным ритуальным убийством жертвы?

Затем один из врачей спросил меня, где я находился последние пять часов, и вновь все взгляды были устремлены только на меня.

— У нас, кельтов, есть боги, которым следует приносить в жертву людей. Таранис — бог солнца; Езус — наш господин и хозяин; Тевтат — бог всех живущих на земле людей. Жертв, приносимых Таранису, мы сжигаем; тех, чьи души предназначены Езусу, также всегда сжигают, а принося людей в жертву Тевтату, мы их связываем и бросаем в реки или в священные пруды, чтобы бог мог принять их в свои холодные мокрые объятья. Мой же друг Нигер Фабий, проявивший по отношению ко мне удивительное гостеприимство, не умер тройной смертью. Удушение при помощи гаротты и перерезанная сонная артерия — это одно и то же.

— Он лжет, пытаясь отвести от себя подозрение! — закричал Сильван.

— Нет, Сильван, — ответил я, — если мы приносим жертву своим богам, то всегда придерживаемся очень строгих правил. Каждый, кто осмелится нарушить ритуал, навлечет на себя гнев богов. Ни один друид ни за что не стал бы убивать человека таким образом, чтобы принести его в жертву одному из наших богов. Это не ритуальное жертвоприношение, совершенное кельтами, а самое обычное убийство, которое, скорее всего, является делом рук римлянина. Более того: римлянин этот плохо знаком с кельтскими обычаями, но пытался действовать так, чтобы навлечь подозрение на какого-нибудь друида.

Собравшиеся в палатке офицеры и врачи начали громко переговариваться друг с другом, обсуждая сказанное мной.

— Где ты находился во время четвертой дневной стражи? — спросил Сильван.

— Я был в гостях у Кретоса, купца из Массилии, который торгует вином, — спокойно ответил я.

— Приведите сюда этого Кретоса! — велел Урсул.

— Я Кретос, — послышался голос купца, вошедшего в шатер. Он протиснулся между столпившихся внутри римлян.

— Я Кретос, — вновь повторил он. — Я могу свидетельствовать и заверяю вас: этот кельтский друид, которого зовут Корисиос, провел в моем шатре несколько часов после полудня.

Сильван предпочел удалиться. Я не имел ни малейшего представления, зачем ему вдруг так внезапно понадобилось выйти на улицу. Кретос продолжил:

— Не вижу никаких оснований обвинять этого юношу в убийстве человека, относившегося к нему как к другу и проявившего удивительное гостеприимство. Я знаю, что Корисиос очень хорошо отзывался о Нигере Фабие. Кроме того, насколько мне известно, этот молодой кельтский ученый с выдающимися способностями скоро начнет свою великолепную карьеру. Он собирается поступить на службу в канцелярию самого Цезаря. Не так ли, Корисиос?

Я несколько раз подряд энергично кивнул головой. Кретос принял решение за меня и определил мою дальнейшую судьбу. Мне оставалось лишь смириться.

— Подозрение не может пасть на этого молодого человека! Он друид Цезаря! — закончил свою речь Кретос.

Урсул, по-видимому, был очень доволен услышанным. Он кивнул головой, соглашаясь с Кретосом. Примипил десятого легиона наверняка мысленно благодарил купца. Остальные офицеры тоже не стали возражать.

Вдруг вошел Сильван и громко заявил:

— Посмотрите, что я нашел у рабов!

Он держал в руке несколько серебряных динаров и слиток электрума.

Урсул обратился к греку:

— Взгляни на эту находку, Пекунио.

Глаза грека, следившего за рабами Нигера Фабия, были широко открыты от страха. Подойдя к Сильвану, он внимательно рассмотрел предметы, которые тот держал на открытой ладони.

— Не могу поверить своим глазам, — заикаясь, пробормотал Пекунио. — Здесь есть печать в виде гиппопотама. Это печать моего господина!

Урсул задумчиво переводил взгляд с одного офицера на другого. Наконец он сказал:

— Итак, я принял решение. Все рабы Нигера Фабия должны быть казнены. Все его имущество, включая лошадей, конфискуется десятым легионом. Если в течение трех месяцев на него не предъявит права законный наследник, то вся собственность купца Нигера Фабия перейдет во владение десятого легиона.