Тот за моей спиной хмыкнул, но ругать за вольность не стал, и вместо этого продолжил таким же спокойным тоном:

— На самом деле есть ещё один способ, как обрести стихию, и твоя подруга Мальвин тому прекрасное подтверждение. К нему редко прибегают, потому что он считается самым недейственным.

Я навострила уши.

— Стихии привлекают не только характерные особенности призывающего, но и сильные амбиции, желания, одержимости. Именно так Дамиан получил вторую стихию, даже не призывая её по имени, а Мальвин — свою, когда она отказывалась её принимать. Это как в поговорке…

Он так близко ко мне склонился, что я почувствовала его дыхание возле своего уха. По телу пробежали мурашки.

— Если очень сильно чего-то захотеть, то это что-то можно получить. Поэтому захотите, Флоренс… Потеряйте голову от своего желания и захотите стихию так сильно, как ещё никогда в жизни ничего не хотели.

Договорив, он мягко, почти беззвучно отступил, и его тепло за спиной сменилось прохладой. С круглыми глазами я продолжала смотреть на статуи и думать. Не знаю почему, но слова Флэмвеля задели меня за живое и открыли простую истину: а я когда-нибудь желала чего-то настолько сильно, что была готова потерять голову? Если бы я не поступила в Академию, то само собой расстроилась бы, но потом смирилась и продолжила Лив помогать с магазинчиком. Моя жажда узнать, что же случилось с родителями отчасти граничила со страхом, что я узнаю нечто такое… Что разобьёт моё сердце. Тогда какое оно… Моё истинное желание?

Сражаясь с вихрем из мыслей и чувствуя, что приближаюсь к некоему озарению, я нашла бабушкин кулон и вдруг… Поняла. Поняла, что именно я так сильно желаю. Сжав ещё его напоследок, я подняла обе руки и, обратив своё сознание ко всем стихиям сразу, подумала:

«Я больше не хочу никого терять. Какой бы эта стихия ни была, пусть она поможет мне больше никого не потерять».

И только эта мысль вырвалась из моего подсознания, как раздался громкий треск.

— Лаветта! — громко воскликнул декан и мгновенно закрыл меня собой.

Глава 34

Когда Зал Стихий сотряс небывалый грохот, руки декана сомкнулись, заключив меня в крепкие объятия и даруя надёжную защиту. Казалось, будто все истоки разом вышли из-под контроля, случился взрыв и в нас полетели камни. Несколько угодило декану в спину, отчего тот яростно зарычал, а я зажмурилась, вцепившись в его рубаху, и закашлялась от пыли, которая распространилась повсюду, забивалась в нос, скрипела на зубах и присыпала толстым слоем мою отлетевшую к стене шляпку, которую декан только-только вернул, а ещё предварительно почистил. И я бы расстроилась, если не была бы так напугана.

Скоро всё так же внезапно стихло, как и началось. Камни перестали лететь, остался только шорох оседающей на пол пыли, а декан пошевелился, медленно отстранился и тихо спросил:

— Ты как?

Но я не могла выдавить ни слова, только продолжала за него цепляться и точно заколдованная смотрела, как по его лицу от виска к подбородку стекает капелька крови. Убедившись, что я невредима, а лишь до крайности шокирована, декан обернулся и перестал загораживать то, что пряталось за его спиной.

Клубы пыли все ещё витали в воздухе и медленно оседали у ног статуй, точно туман, но был уже не такими густыми, поэтому сквозь мглу мы смогли разглядеть ещё одну статую, которая теперь стояла точно посередине между шестью статуями стихий, будто здесь всегда было её место.

В стене за ней виднелась огромная дыра, откуда веяло прохладой и выглядывали узлы корней дерева. И в отличие от остальных статуй, эта была не безликим стражем, а девой без головы. Вместо обычного кристалла, она держала в руках кристалл, напоминающий песочные часы, и её ладони плотно закрывали их сверху и снизу, чтобы не просочилась ни одна «песчинка», похожая на светящуюся янтарным светом искру.

Вдруг руки безголовой статуи с каменным хрустом пошевелились и рывком перевернули песочные часы, отчего я вздрогнула и испугалась, что её конечности сейчас отвалятся, а янтарные «песчинки» принялись пересыпаться из одной половинки часов в другую, точно отсчитывали мгновение нашей жизни. Декан предусмотрительно потеснил меня к стене и поражено выдохнул:

— Это…

Договорить он не успел — за дверью послышались торопливые шаги, а декан вдруг прижал меня к стене и быстро коснулся пальцем моего лба. От точки его прикосновения по телу мгновенно потекли ручейки студёной воды, отчего я чуть не задрожала и удивлённо уставилась на Флэмвеля.

— Не двигайся, — шепнул он и быстро отступил, остановившись в центре комнаты

И только прохлада окутала всё моё тело, как дверь в Зал Стихий распахнулась, и на пороге появился взволнованный директор. Увидев седьмую статую, в которой все ещё пересыпались песчинки, он онемел, а на его лице отразились смешанные эмоции, в числе которых я успела угадать: смятение, страх, неверие и крайнее изумление.

— Это… Это! — начал он заикаться и подбежал к статуе, но коснуться её так и не смог, его рука просто прошла насквозь, будто камня, из которого она была сделана, не существовало.

Статуя зашлась янтарной рябью, а ещё одна песчинка устремилась вниз.

«Ну, всё, мне кранты, — подумала я, наблюдая, как отведённое статуей время стремительно утекает. Наверху уже почти не осталось песчинок. — Кажется, я всё сломала…»

— Профессор Реджес! — с придыханием произнёс директор и метнулся к декану. — Что тут случилось? Как…

Он указал на статую, вновь с восхищением на неё посмотрев.

— Невероятно, она существует… — выдохнул он, после чего громко произнес: — Кто?! Кто ее призвал?

Только сейчас он сообразил оглядеться. Однако его взгляд скользнул мимо меня, будто я не стояла, прижимаясь к стене, прямо возле выхода из Зала Стихий. А я мысленно порадовалась, что декан додумался спрятать меня какой-то странной магией, и отчаянно старалась не двигаться.

— Профессор Грей… Рамэрус, — окликнул директора Флэмвель и тот словно бы очухался от долгого сна.

Он перестал оглядываться и ринулся к Флэмвелю, отчего тот невольно отступил. Но директор всё равно сумел приблизиться и схватил его за плечи:

— Эта статуя, профессор Реджес, — прошептал он с одержимым блеском в глазах, — необычайная ценность! Нужно срочно найти того, кто ее призвал!

От его тона и взгляда, который казался отчасти безумным, декан нахмурился, а у меня мурашки поползли по спине. Сглотнув, я опять перевела взор на песочные часы, где упала последняя песчинка. Как только она коснулась других песчинок, все они зажглись мягким янтарным светом. Мои глаза расширились, и я метнула взор на Флэмвеля, у которого на лице тоже отразилось смятение. А вот директор этого не видел, он стоял к статуе спиной, в ожидании, когда же Флэмвель поведает ему о том, кто же призвал эту статую, а излучаемый ей свет не отражался ни от одной стены. Впрочем, тени от статуи тоже не было, как я заметила. Она будто бы существовала в каком-то другом мире.