– Ну, все! – Гуров хлопнул ладонью по столу. – Что сделано, то сделано. Но если я еще раз узнаю о вашей самодеятельности…

– Не узнаете, господин полковник. Зуб даю! – с самым искренним видом заверил его Геннадий.

Гуров устало посмотрел на него, на Крячко, вздохнул и спросил:

– Стас, ты его вчера случайно не кусал?

– Ни боже мой, Лева! – Крячко даже перекрестился.

– Значит, твоя манера дурачиться, как грипп, по воздуху передается, – сделал вывод Гуров.

– Да это я от вас, господин полковник, сегодня утром зара-зился, – уже нормальным тоном и голосом сказал Геннадий. – Вы над Владимиром Николаевичем подшутили, я – над вами. Мне кажется, ему не понравилось, а вам?

Гуров внимательно посмотрел на Смирнова и весело расхохотался.

– Стас, я все думал, что же последней каплей станет. Какой-нибудь грандиозный разнос у министра? Приказ о понижении в звании? Но никогда даже предположить не мог, что это окажется зарвавшийся наглец с примитивными представлениями о справедливости. Ну, дожили вы с Орловым до светлого дня. Ты разберись, что у Геннадия с пропуском, и пусть валит, а я пойду Петра обрадую. – Гуров вышел из кабинета.

Смирнов с недоумением посмотрел на Крячко:

– Станислав Васильевич, я не понял. Что это было?

– Геночка, дорогой, в городе не обещаю, но у себя на даче тебе памятник точно поставлю! – радостно заявил Стас. – Сколько мы с Орловым ждали того момента, когда Лева решит в отставку уйти. Тогда и мы следом за ним. Мы же друг без друга никуда! А ты его до того разозлил, что он сейчас пошел к нашему начальнику рапорт писать. Господи! Счастье-то какое!

– Подождите! А как же Илья Павлович? Кто его делом заниматься будет? – всполошился Геннадий.

– Да не волнуйся ты! – отмахнулся Крячко. – Это дело кому-нибудь передадут.

– Нам нужен не кто-нибудь, а самый лучший! – горячился Геннадий.

– А самый лучший у вас уже был! – Стас развел руками. – Лев Иванович Гуров. Живая легенда МУРа! О нем еще говорят… хотя нет, теперь уже говорили, что выше него только звезды! Ты сам довел его до того, что он и это дело вести не будет, и вообще в отставку уйдет. Гуров до последнего терпел и давал тебе возможность отыграть назад, но ты решил дожать ситуацию. Это, Геночка, надо уметь. А тебе слабо. Ты переборщил и в результате все испортил. Так что у тебя с пропуском?

Геннадий вскочил, заметался.

– Я сейчас вернусь, – заявил он и выскочил в коридор.

Крячко пожал плечами, тоже вышел из кабинета, запер его и отправился к Орлову. Ясно же, что Лева там.

В комнате отдыха, расположенной за кабинетом Петра, уже и чай был заварен, и кружочки лимона на тарелочке лежали, печенье в вазочке, коробка конфет открыта. Коньяк золотился в бокалах, пусть и на самом донышке, но все равно радовал глаз.

– И все это без меня?! – возмущенно возопил Стас.

– Тебя только и ждали, – ответил Орлов и поднял бокал: – Ну, за свободу!

Все дружно выпили, закусили лимончиком, и Крячко предложил:

– А давайте в выходные ко мне на дачу! Порыбачим. Уху настоящую на костре сварим!

Они начали мечтать, как славно заживут на пенсии, когда раздалось негромкое покашливание. Друзья повернулись и встали, как и положено, когда в комнату входит старший по званию. В дверях стоял Щербаков и держал за ухо пунцового Смирнова. Такой вот цвет его лица имел явно искусственное происхождение.

– Извините, что без приглашения, – сказал Владимир Николаевич. – Но вот этот раздолбай очень хочет что-то сказать полковнику Гурову.

– Не надо! – Лев Иванович даже руки перед собой выставил, словно защищался. – Я ему уже все простил, зла не помню и желаю всего самого хорошего.

– Господин полковник! – все-таки начал Геннадий виноватым тоном. – Извините меня, пожалуйста. Я ничего не знал, не понял или оценил неправильно. Я вас очень прошу, разберитесь до конца с покушением на Илью Павловича. Я вам клянусь, что мы больше ничего сами делать не будем, а лишь то, что вы скажете. Ведь, как только Илья Павлович домой вернется, на него же снова напасть могут. А вы, наверное, уже сами поняли, какой это святой человек.

Гуров слушал этот лепет, и на душе у него стало муторно. Геннадий был прав. Преступники не оставят Осипова в покое. Их надо найти.

Он подумал и рявкнул на Геннадия:

– Уйди с глаз моих!

Смирнов понял, что добился того, чего хотел, и радостно рванул к двери. Для ускорения он получил совсем не демонстративный подзатыльник от Щербакова.

Тот как раз не торопился уходить, посмотрел на Стаса и поинтересовался:

– Это и есть полковник Крячко?

– Он самый, – подтвердил Орлов.

Стас же якобы смутился, заложил руки за спину, опустил голову, отвернул ее и стал смотреть куда-то вбок, разве что носком ботинка пол не ковырял.

– Вылитый Карлсон, только пропеллера не хватает, – заявил Щербаков. – Ну, его-то, если понадобится, я ему и сам вставлю! – Он кивнул на кресло и спросил: – Можно?

– Присаживайтесь, Владимир Николаевич, – обреченно предложил Орлов.

– Мужики, давайте поговорим серьезно, – начал Щербаков. – Гуров мне сегодня сказал, что я в Москве недавно, поэтому расклада сил в главке не знаю. Ошибся он! Все я давно понял и ничего нового не узнал. Интриги, подковерная борьба, толкание локтями за близость к телу и, соответственно, возможность влиять на принятие решений. Прочие неприглядные реалии нашей жизни. О вас троих мне чего только со всех сторон не наговорили. Но надо отметить, что об Орлове и Крячко все-таки значительно меньше, чем о Гурове. Я понял, что такая ненависть может быть вызвана только лютой завистью к чужим успехам, независимому характеру и неумению прогибаться. Гуров, неужели ты думаешь, что меня могли задеть те несколько слов, которые ты в Истре сказал? Конечно, нет! Я проверить хотел, с какой скоростью слухи по главку разлетятся, какова будет реакция на них. Убедился в том, что гнильцой ваша контора попахивает, а вот Лева с годами не изменился. Все так же авторитетов не признает, ни черта не боится и грудью бросается на защиту друзей. А вот то, что и они у него такие же, меня очень порадовало.

– Не понял? – сказал Лев Иванович, пристально глядя на Щербакова. – Мы встречались?

– Да. Когда в сводной бригаде работали. – Генерал улыбнулся. – Даю подсказку: девяносто третий год, Анадырь.

– Дело о хищении в особо крупных размерах, – тут же вспомнил Гуров. – Тогда весь золотой песок до последней крупинки выгребли, а главарем банды оказалась серая мышь, уборщица, на которую никто никогда внимания не обращал.

– Пока этого не сделал мудрый Гуров, который, невзирая на должности и звания руководства, потыкал его носом в некоторые факты, – закончил Щербаков. – А с кем ты, Лева, тогда три недели в одной комнате прожил?