Щербаков некоторое время рассматривал его не без интереса. Ему явно много чего о Гурове наговорили.

Потом, так и не предложив визитеру присесть, он сказал:

– Если уж вы пришли, то доложите о ходе расследования.

– Есть, товарищ генерал-лейтенант!

Лев Иванович сжато изложил все обстоятельства дела, а потом перешел к выводам, сделанным на основе экспертиз и собственных логических умозаключений:

– Можно предположить, что Осипов вольно или невольно стал обладателем информации, представляющей опасность для неких лиц, пока не установленных нами. Скорее всего, получена она им была в ходе его профессиональной деятельности. Он отнесся к ней как к врачебной тайне, которую Осипов, человек необычайно порядочный, ни в коем случае не мог разглашать. Люди, которых касалась эта информация, сначала следили за машиной Осипова, но так и не выяснили то, что их интересовало, поэтому решили прибегнуть к самым решительным мерам. Они не могли жить на пороховой бочке, решили изъять эту информацию, но не знали, где она может находиться. Следуя стереотипу мышления, преступники похитили из дома Осипова ноутбук, сотовый телефон и содержимое сейфа. Следует особо отметить, что нападение произошло не глубокой ночью, когда исполнитель мог бы действовать относительно свободно и не предпринимать столько мер предосторожности, а в еще довольно светлое время суток. Благодаря предусмотрительности водителя-охранника Осипова Геннадия Петровича Смирнова, оборудовавшего дом потерпевшего средствами видеонаблюдения и аудиозаписи, мы знаем точное время, когда исполнитель вошел в дом. Это произошло в двадцать два десять. Итак, у нас есть заказчик и исполнитель. О первом мы знаем пока только то, что он ездит на джипе и имеет сорок четвертый размер обуви. Однако именно этот субъект организовал нападение на Осипова. Поэтому можно предположить, что исполнитель произвел его в удобное для заказчика время. Информация, видимо, настолько горячая, что держать ее при себе этот исполнитель не должен был, чтобы не иметь возможности ознакомиться с ней. Если мы выясним, почему нападение произошло именно в это время, то поймем логику действий преступников. Теперь исполнитель. Изучив записи, эксперты сделали следующий вывод. Это мужчина ростом сто восемьдесят сантиметров, может, чуть больше, вес от восьмидесяти до девяноста килограммов, возраст от тридцати до сорока лет. Если не родился, то долгое время жил на Волге – там особый выговор. По манере двигаться, походке и пластике эксперты однозначно заключили, что исполнитель служил в армии, где получил специальную подготовку. Этот факт подтверждает и анализ нитки, найденной в подкопе, зацепившейся за арматуру. По заключению экспертов, она могла быть вырвана только из ткани, из которой шьют армейскую форму и амуницию. В данном случае это сумка. Не подделка, которую можно купить на вещевом рынке, а именно настоящая ткань. Судя по износу, произведена она была десять-пятнадцать лет назад. Теперь относительно того, как исполнитель мог незамеченным попасть на охраняемую территорию поселка. Он может быть тамошним жителем, нанятым для нападения на Осипова. Не исключен и другой вариант – исполнитель приехал в Березки с кем-то из обитателей поселка, потому что их машины не досматриваются. Предположим, он для исполнения заказа познакомился и вступил в связь с женщиной, проживающей в поселке. Это дало ему возможность изучить местность и быть в курсе событий, то есть знать, кто из жителей уехал из дома и на какой срок. Эта женщина ничего не ведала о преступных замыслах своего кавалера. Она доставила его туда, а потом вывезла. Если дама замужем, то не будет афишировать эту связь. Необходимо поработать с жителями поселка. Теперь главное. Эксперты смогли разобрать то, что прошептал потерпевший. Код сейфа не в счет. Он сказал: «Значит, я не смог тебе помочь, Ти…» Тут его голос оборвался. Видимо, последовал удар ножом. Поскольку исполнитель был в маске, Осипов мог опознать его только по голосу. Это значит, что тот был из числа его пациентов. Тут возможны варианты: житель поселка, больной из клиники Сербского или института Бурденко. Осипов еще не забыл его голос, значит, он из недавних. Хотя не исключено, что случай этого больного был настолько сложным, что его невозможно запамятовать. На буквы «Ти» начинается не так уж и много имен: Тимофей, Тихон, Тимур, еще парочка каких-нибудь. Фамилию мы не знаем, но это реальный след, по которому нужно работать. В связи со всем вышеизложенным прошу вас, товарищ генерал-лейтенант, подписать запросы и поручения, подготовленные мною.

Пару минут назад, слушая Гурова, Щербаков встал и начал ходить по кабинету. Сейчас, вблизи, сыщик мог его хорошо рассмотреть. Владимир Николаевич оказался высоким, как и сам полковник, подтянутым, совершенно седым человеком с жестким волевым лицом и светло-голубыми глазами.

На ходу он иногда поглядывал на Льва Ивановича. Но по выражению его лица невозможно было понять, как генерал расценивает и неожиданное появление сыщика в своем кабинете, и то, что тот говорит. Один раз он махнул рукой какому-то человеку, заглянувшему в дверь, и продолжил ходить.

Когда Гуров закончил, Щербаков вернулся за свой письменный стол и сказал:

– Где ваши запросы?

Лев Иванович подошел к его столу и начал подавать бумаги на подпись, попутно объясняя:

– Это запрос в Бурденко с просьбой предоставить список больных, которых лечил Илья Павлович в течение последних десяти лет. Вот Сербского с аналогичным содержанием. Теперь поручение Истринскому районному управлению полиции: выяснить, кто из жителей поселка служил в армии, когда и в каких войсках, еще раз обойти все дома в поселке и узнать, не приезжал ли кто-то к соседям в гости.

Бумаги ложились на стол одна за другой.

Когда они, подписанные, вернулись в папку Гурова, он сказал:

– Товарищ генерал-лейтенант, убедительно прошу вас подкрепить эти запросы личными телефонными звонками во все организации. Иначе ответы мы получим в установленные законом сроки, а мне хотелось бы закончить это дело побыстрее.

– Хорошо, позвоню, – пообещал Щербаков. – Оставьте документы у секретарши. Она их с нарочным по всем адресам сама отправит. Так будет и быстрее, и весомее. Вы всегда стремитесь раскрыть дело в наикратчайшие сроки или только сейчас так стараетесь? – вдруг поинтересовался Щербаков.

– Сейчас особенно, товарищ генерал-лейтенант! Это мое последнее дело, – объяснил Лев Иванович и тут же «включил Крячко», то есть начал говорить его обычным дурашливым тоном: – Вот закрою его – и в отставку! Частным сыском займусь. Надо же мне хоть на старости лет авторитет заработать. Смешно сказать, всю жизнь в милиции прослужил! Полковник, опер-важняк! Куда в России ни приеду, воры в законе за квартал в пояс кланяются. А теперь они узнают, что у меня никакого авторитета нет, и в упор видеть не будут. Да что там в России! В Москве по улице пройти стыдно станет! Карманники в лицо начнут смеяться. Нет! Мне без авторитета никак нельзя!

Слушая его, Щербаков пошел пятнами. Лев Иванович сбросил маску и стал самим собой, то есть жестким, властным, уверенным в себе человеком, а сейчас еще и до предела взбешенным. Он смотрел на Владимира Николаевича тяжелым взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.