коренной этнической территории вепсов не столь уж велико, чтобы ему придавать какое-то исключительное значение. Основная масса вепсского населения сосредоточивалась именно здесь, ее миграции носили чрезвычайно локальный характер более широкого и прочного освоения собственных земель. «Фланговые» и «фронтальные» движения вепсов в Заволочье и на север (за Свирь) отнюдь не отменяют вышесказанного, но, напротив, лишь подчеркивают и оттеняют мысль о непрерывности жительства вепсов на основной территории.

Но вместе с тем нельзя и недооценивать значения всех этих передвижений вепсов как в рамках коренной этнической территории, так и за их пределами. Благодаря им возникали отдельные группировки вепсского населения, складывались этнические подразделения вепсского народа. Так, движение за Свирь в сочетании с воздействием шедшего по ней потока русской колонизации привело к формированию северновепсской группы со своим местным диалектом. Возникали и другие группировки вепсского народа (близ Каргополя, в Исаеве), которые оказались в менее благоприятной обстановке и были размыты русским колонизационным потоком.

Конечно, не только миграции влияли на ход складывания локальных этнических группировок вепсов. Этому способствовали и некоторые политические факторы. Так, немаловажную роль сыграло то обстоятельство, что часть вепсов, обитавшая близ Белого озера (современная куйско-пондальская группа), оказалась в орбите политических интересов двух враждовавших политических группировок — Новгородской и Ростовской, а за последней стояли еще более мощные силы. Естественно поэтому думать, что названная группа в условиях политического обособления от остальных вепсов должна была выработать некоторые специфические формы быта и культуры, что и подтверждается позднейшими этнографическими наблюдениями.

Хозяйственное и культурное развитие вепсского народа, носившее характер исторически необратимого процесса, вывело его в один ряд и поставило приблизительно на один уровень с окружающими народами. Совершенствование сельскохозяйственного производства (постепенный переход от подсечной системы к трехполью), расширение ремесла, в особенности железоделательного, появление в начале XVIII в. промышленности — металлургической и горнодобывающей, в том числе и каменотесного дела, наконец, появление и укрепление отходничества не только как социального, но и как бытового явления — все это не могло не сказаться и на процессе этнического развития вепсского народа. Мысль Д. В. Бубриха о консолидации карел в связи с развитием в XVII в. железоделательных промыслов может быть с успехом применена и к этнической истории вепсов в тот же период.

Таким образом, учет фактов экономической жизни вепсского общества приводит к заключению, что к концу рассматриваемого периода имело место все большее сплочение всего народа в более тесную этническую общность, создавались условия для превращения ее в народность эпохи капитализма. Своеобразие этого процесса нам видится, между прочим, в том, что дальнейшая консолидация вепсской народности происходила при отсутствии какого-либо единого центра — экономического, политического или культурного. Вепсская экономика и культура оказались теснейшим образом включенными в сферу севернорусской ориентации, не говоря уже о том, что в политической жизни страны вепсы, разумеется, нс играли теперь сколько-нибудь заметной роли.

Процесс этнического развития вепсов развертывался не изолированно, а в теснейшей связи с соседними народами, как родственными в этническом и языковом отношении (карелами, саамами, коми-зырянами, отчасти финнами), так и неродственными, но сыгравшими выдающуюся роль в деле их культурной и хозяйственной эволюции, — ив первую очередь с русским народом. Реальным воплощением этой связи явилось вхождение вепсов в определенную этнографическую зону, в пределах которой исторически сформировался особый хозяйственно-культурный ареал (или подзона), названный нами в другой работе «свирско-онежским», но который можно было бы с известными оговорками именовать также и вепсским, так как вепсы в рамках этой подзоны занимают как бы центральное положение. «Свирско-онежская» хозяйственно-культурная подзона раскинулась широко и захватила значительные пространства; она охватила ряд народов или их подразделений, в числе которых должны быть названы помимо вепсов южные группы карел, лпввики и людики, и сопредельные группы северных великоруссов. Ее характерные признаки следующие: земледелие (в значительной мере подсечное, но с четко выраженной тенденцией превращения в трехполье) и животноводство в качестве основы хозяйства; культура льна; сильно развитое рыболовство в озерах и реках; особый тип невода, отличный, например, от поморского; отходничество (появившееся здесь раньше, чем в других районах края); культура исторических преданий (о Чуди, «панах» и проч.), длительное сохранение пережитков дохристианских верований (своеобразный институт жрецов — «арбуев») и т. д.

Отличие данного хозяйственно-культурного ареала от того, что мы можем наблюдать в синхронные периоды в Поморье, северной Карелии или западном Приладожье, несомненно. Менее отчетливы различия его с хозяйственно-бытовым укладом, сложившимся в районах, расположенных южнее области распространения «свирско-онежской» хозяйственно-культурной подзоны. Касательно этого можно, однако, заметить, что вообще такие различия редко выявляются вполне отчетливо и редко появляется возможность провести достаточно определенную этнографическую границу, разделяющую два хозяйственно-культурных типа, две культуры и т. д. Чаще всего смена культурных форм, свойственных одному району, происходит не резко, не сразу, а постепенно; между соседними районами обычно нет резких культурных и хозяйственных границ. Такое явление, которое удобнее всего назвать культурной непрерывностью, состоящее в постепенном видоизменении и исчезновении одних форм культуры и появлении других и проступающее при сравнении соседних районов и областей особенно на этнографических порубежьях, свойственно и южной границе «свирско-онежского» хозяйственно-культурного ареала.

В рамках выявленной хозяйственно-культурной подзоны испытывая те или иные влияния, вепсы, как и прочие входившие в нее компоненты, занимали свое особое положение. Но, сохранив свой язык и свою этническую целостность, вепсы подверглись очень сильному, ни с чем не сравнимому культурному воздействию со стороны русского народа. Это влияние было всесторонним и чрезвычайно глубоким: оно охватило не только социальную, хозяйственную и религиозную области их жизни, но также и различные стороны быта. Помимо фактов, которые приводились выше, целесообразно перечислить еще несколько, имеющих к этому отношение.

Тот относительно скорый переход от подсечного земледелия к пашенному трехпольному хозяйству в условиях лесной таежной зоны едва ли объясним без учета заимствования вепсами более прогрессивной формы ведения хозяйства, которая была свойственна русским в более раннее время. Не без русского влияния вырабатывались особенности структуры вепсской общины. Появление у вепсов в нарушение прежней традиции новых элементов одежды, в частности такого вида женской плечевой одежды, как сарафан, даже не нуждается в указании на источник культурного воздействия. Погосты (распространение как термина, так и собственно поселений этого типа) тесно связаны с русским влиянием и до известной степени могут считаться следами русской колонизации. Некоторое воздействие на развитие духовной жизни вепсов могли оказать русские скоморохи, упоминания о которых изредка мелькают в писцовых книгах при описаниях вепсских погостов. Эти и подобные им факты достаточно выразительны и вполне убеждают в том, что русское культурное влияние не просто имело место, но было в значительной степени определяющим и ведущим в этнокультурном