дубинка, а самый настоящий шестопер.

– А почему об этом не догадался никто из группы Рейнгрубера?

Франц задавал дельный вопрос. Если эта рана настолько специфична, то почему никто не смог узнать ее раньше? Хольгер повращал вопрос в голове, а затем ответил:

– Потому что ни Рейнгрубер, ни Шварценбаум, ни Вебер с Аумюллером не служили в Войну, а Юнгер был комиссован в самом начале 1916-го еще до создания штурмовых групп. Дело Хольца, помнится, смотрели вы, там не говорилось о его службе в армии?

Франц призадумался, положив руку на подбородок.

– Говорилось. Он был призван, кажется, в 17-м. Ранен не был, так что воевал до конца.

– Хольц мог не сопоставить эти раны, мог не пересекаться со штурмовыми группами, а может, к его словам просто не прислушались…

Хольгер только сейчас понял, что они вполне могли запросить у господина Кляйстерса справку на Вольфрама Хольца, члена НСДАП в 1922-м году. «Так или иначе, это теперь не важно» – Вюнш очень сомневался, что сейчас Хольц смог бы рассказать им что-то интересное об этом деле. Франц впервые за долгое время обратился к Хольгеру по имени:

– Оберкомиссар Вюнш: следы армейских сапог, нож армейского образца, траншейная дубинка… «Один раз – везение, два раза – совпадение, а три раза – это уже статистика» – Майер процитировал старую поговорку.

– Давайте не будем спешить с выводами, Франц. Насчет ножа и булавы нужно кое с кем посоветоваться.

– Мы сейчас не в сторону Нюрнберга едем.

Майер только теперь обратил внимание, что они двигались к Управлению.

– Да, нужно захватить фотографии со вскрытия, а после этого заедем к одному специалисту по оружию, который может нам помочь. А в Нюрнберг поедем завтра с утра.

– Вы не боитесь, что Ульрих предупредит Вольфганга и тот решит сбежать?

– Так нам же лучше. «Если бежит, значит виновен». Это не всегда верно, но в данной ситуации так и есть. И в таком случае мы его поймаем: шрам на левой щеке, хромота на правую ногу, мы знаем его имя, знаем, что он штурмовик – никуда не убежит.

Это был риск – Вольфганг мог все же ускользнуть. Однако Вюнш считал необходимым определить орудие убийства до разговора с главным подозреваемым, а не после.

– А почему вы не обратились к вашему специалисту по оружию раньше?

– Потому что не было идей насчет того, что послужило орудием. Уго – человек очень знающий, но увлекающийся. Ему нельзя задавать вопрос: «Чем?». У него нужно спрашивать: «Вот этим?». В противном случае можно выяснить, что орудием убийства послужил какой-нибудь моргенштерн XIV века.

– Вы уверены, что Ульриха Габриеля можно исключить из числа подозреваемых?

– Практически. Вы же видели фото, Франц. Или у вас есть соображения на его счет?

Майер отрицательно помотал головой. Оставшаяся часть пути до Управления прошла в молчании.

Уго Франчини был швейцарцем из итальянского кантона. Он как-то говорил Хольгеру название родного города, но Вюнш запамятовал. Швейцарцы традиционно оказались умнее всех, а потому Война прошла мимо них. Сам Франчини в бою никогда не был, но имел страстную любовь к оружию. Главным образом к холодному, но и в огнестрельном Уго разбирался неплохо. То, что люди использовали для умерщвления друг друга, вызывало в нем просто-таки детский восторг. А коллекции ножей, кинжалов и мечей Уго мог позавидовать не один музей. На жизнь он зарабатывал, торгуя все тем же оружием, как антиквар, и занимался этим вполне успешно.

Хольгер познакомился с Франчини в 28-м году. Неподалеку от дома по РобертКохштрассе, где жил Уго, нашли изрезанное тело молодой женщины. Сердобольные соседи тут же рассказали полиции, что их сосед мало того что иностранец, так еще и все время возится с ножами. Своего увлечения Франчини никогда не скрывал, натыкаясь, порой, на обывательское непонимание. Решив проверить наводку соседей, Хольгер пришел к Франчини и обнаружил милейшего человека лет сорока имеющего странное хобби, но абсолютно безобидного. Более того, именно Уго помог тогда Вюншу раскрыть дело, указав, что для убийства использовался нож для забоя скота.

После этого Хольгер несколько раз обращался к Франчини, когда не мог определить орудие убийства. Как консультант Уго был незаменим, но требовал определенного подхода: он мог спокойно заявить, что раны жертве нанесены флорентийским стилетом времен Лоренцо Великолепного. Вюнш даже не очень представлял, кто такой Лоренцо Великолепный и когда он жил, оттого испытывал серьезные сомнения в том, что кто-то стал бы использовать для убийства сапожника столь старинное и редкое оружие. Тем не менее, однажды именно настойчивость Уго, твердившего, что раны нанесены прусским кавалерийским палашом середины XVIII века, помогла раскрыть убийство, совершенное из-за споров о наследстве в одной аристократической фамилии.

– Хольгер, дорогой друг, как я рад тебя видеть! Как поживаешь? Говорят, что на улицах неспокойно из-за постоянных склок штурмовиков с коммунистами…

– Болтают, Уго. Сейчас уже тихо. Я тоже рад тебя видеть.

Франчини, как всегда, немного витал в облаках.

– Ты не один, Хольгер! Познакомь нас!

– Хорошо, хорошо! Это мой коллега комиссар Майер. Франц, а это антиквар и коллекционер Уго Франчини.

– Уго Галлеаццо Франчини из Лугано к вашим услугам!

– Франц Майер. Рад знакомству.

– С чем пожаловали, господа? Впрочем, что это я? Совсем забыл о гостеприимстве! Прошу в мой кабинет.

Пройдя в глубину просторной квартиры, полицейские увидели часть коллекции Франчини. Для Хольгера зрелище стен, увешанных кинжалами, ножами, саблями, булавами и мечами, было не в новинку. Лицо же Майера говорило о его крайнем изумлении. Коллекция действительно впечатляла, причем, не только размером, но и разнообразием. Изогнутые вперед ножи – кукри – отличительный знак служивших в Британской армии гуркхов – народа из Гималайских предгорий. По соседству даги испанской работы и острейшие японские мечи, которые Уго называл красивым словом «катана». В гостиной нашлось место даже для двух бердышей и арбалета, аккуратно приставленного к стене.

Хольгер с интересом следил за Майером. За короткий период их знакомства он впервые видел своего коллегу настолько изумленным. Как и Хелена в «Гизелле», Франц напомнил Хольгеру, насколько он еще молод. Майер ходил, зачарованно переводя взгляд с одного предмета на другой. «Он еще не был в спальне, где Уго хранит огнестрельное оружие, и в другой спальне, которую Франчини переделал в склад для тех экспонатов, которым не нашлось места на стене».

Кабинет тоже весь был увешан колюще-режущим великолепием. Особое место прямо над спинкой кресла хозяина кабинета занимала коллекция двуручных мечей: устрашающий немецкий цвайхендер, фламберг с волнистым лезвием, настоящий швейцарский эспадон, тонкий четырехгранный панцерштекер, предназначенный для пробивания брони и часто заменявший кавалеристам прошлого пику,