– Боже мой! Боже мой, что вы тут делаете? – маска искажала голос. – Как вы выжили?

– А вот это, приятель, – сумел выдавить Джулиан, – хороший вопрос.

Этта понимала, что должна бы направить их обратно сквозь проход, но какая-то часть ее хотела узнать – увидеть самой, – что стало с родным городом.

Ей следовало бы подумать, что это сделает с ее сердцем. Через некоторое время она бросила глядеть на развалины, по которым, подскакивая, пробирался джип, и уткнулась лицом в ладони.

Это неправильно, это неправильно… Ничто здесь не было правильным. Вся эта временная шкала…

Медик, ехавший в машине, выдал им кислородные маски, отчего голова слегка прочистилась. Этта поморщилась, когда он мазнул антисептиком рану у нее на руке, а потом перешел к порезу на лбу.

– Слушай… – наклонившись к шоферу, начал Джулиан слегка дрожащим голосом. – А уже известно, кто за это ответствен? Мы немного, э-э… отстали от жизни. Завалило в подвале – понимаешь?

Вот он, Джулиан Айронвуд: бесполезный в гребле, но скорый на вранье.

– А я тебе скажу, – отозвался водитель. – Ответственность за эту работенку с гордостью взяли на себя Центральные державы[14]. Не поленились еще разбомбить Лос-Анджелес и Вашингтон, чтобы уж наверняка дошло.

Этте пришлось закрыть глаза и глубоко дышать, чтобы ее не вырвало.

– В жизни не видел вспышки, как эта. Миллионы – раз и… – водитель осекся.

«Погибли», – мысленно закончила Этта.

Светало, и, когда они подъезжали к Гудзону, направляясь к заявленному мобильному госпиталю и месту сбора выживших в Нью-Джерси, Этта увидела темный силуэт велосипедиста на одной из немногих уцелевших стен – он исчез, оставив после себя лишь тень.

– Париж и Лондон еще держатся, но это вопрос времени, – горько добавил медик. – Зуб даю: это все – предупреждение, чтобы мы не вздумали к ним присоединиться. Они знают, что Рузвельт подумывал послать части на помощь бриттам – что те уже снаряжались, готовясь к сражениям. Вот Центральные державы и объявили нам войну.

– Это не война, – заметил водитель. – Это ад. Они знали, что мы вмешаемся при первой же возможности, вот и смяли нас. Показали, кто в доме хозяин.

Этта не стала спрашивать про правительство, про другие города. Не спросила и Джулиана, как они вернутся к тому проходу, или какие еще можно найти в этом году. Ее накрыла усталость, загасив последнюю искру борьбы, которая в ней еще оставалась. Она закрыла глаза, отгородившись от своего разрушенного города.

– Почти на месте, милочка, – объявил медик. При других обстоятельствах Этта бы возненавидела это обращение, но сейчас она была совершенно разбита, да и мужчина – милый дедушка – напомнил ей Оскара, мужа Элис. – Придется тебе найти доктора, чтобы подлатать руку, когда доберемся, слышишь?

У нее не нашлось сил кивнуть.

Где искать начало этого? Как можно исправить такое?

«Везде, – мысленно ответила она себе, – и всеми силами, какие у меня только есть».

Мобильный госпиталь был развернут в городе Элизабет в Нью-Джерси. Достаточно далеко от уничтоженного Манхэттена, чтобы быть вне непосредственной опасности, но все же в зоне досягаемости клубов удушливого дыма и пыли. Чтобы попасть в него, им пришлось проехать по расчищенным зонам, куда свозили тела погибших – иные прикрытые брезентом, иные нет. Этта слышала свое хриплое дыхание, не в силах заставить себя сделать вид, будто не видит искореженные мукой позы, обожженные тела, казавшиеся выпотрошенными. Хотя она и считала себя обязанной принять роль свидетеля этого зверства, увековечить в памяти перечеркнутые жизни, Этта не возражала, когда фельдшер наклонился и заслонил ей глаза рукой.

– Не надо тебе этого видеть, – сказал он.

Но ей было надо.

«Это я сделала», – думала она. Упустив астролябию, она стала ответственной за все. При этой мысли ее заколотила такая дрожь, что тому же фельдшеру пришлось уложить ее на сиденье и поставить капельницу.

Слушая радио в машине, Этта узнала следующее: бомбардировка была пять дней назад, президентом Соединенных Штатов теперь стал министр труда как единственный, кому повезло находиться во время налета в отпуске вдали от столицы, а решение, заключать ли мир или объявлять войну, еще не принято.

– А есть какая-то регистрация? – спросил Джулиан. – Список выживших?

– Пока нет, – ответили ему. – Увидите.

И они увидели. Старый склад, преобразованный в неотложное отделение, опоясывало двойное кольцо людей, жаждущих попасть в него. Многие из них – большинство, если честно, – были чернокожими. Они же составляли основную часть обитателей палаточного городка, разбитого на ближайших улицах. Их убогие повязки смотрелись в лучшем случае как первая помощь, а не настоящее лечение.

– Почему здесь две очереди? – растерянно поинтересовался Джулиан. Этта столь же озадаченно повернулась посмотреть, что его так удивило. Две раздельные палатки, обе с логотипом Красного креста, обе выдавали одинаковые пакеты с едой. Вот только очереди к ним были разные: одна для белых, другая для черных.

Этта подавила рвавший наружу крик. Весь город лежал в руинах, миллионы людей погибли, а эти все следовали пустой бесчеловечной традиции, будто в ней было хоть на грамм чего-то еще, кроме унижения.

– А то ты не знаешь, – вскинулась она. Айронвуд, много путешествовавший, хорошо знавший историю, созданную его дедом – Джулиан вел себя, словно все это не имело к нему никакого отношения. Почему-то это только еще сильнее ее разъярило.

– Но почему? – снова повторил он глухим голосом.

– Идемте, вы двое, – крикнул один из солдат.

– А что же остальные? – спросил Джулиан, когда они проходили мимо очереди в здание склада.

– Ждут кровь из черного банка крови в Филадельфии, – просто ответил солдат, не считая свое объяснение безумным. «Кровь – это кровь, это кровь, это кровь». Значение имели только группа и резус. Положение было отчаянным, катастрофическим, и вот те нате.

«Успокойся, – приказала она себе. – Успокойся…» Она сложила руки на груди, сдерживая желание начать рвать мир вокруг на части в припадке ярости. Мой город. Эти люди… Этта поперхнулась поднявшейся желчью, и только прижав руку ко рту, сдержала порыв рвоты, хотя и так уже чувствовала себя пустой и выпотрошенной.

– Что мы тут делаем? – прошептала Этта, когда военные вели ее и Джулиана к госпиталю. – Нам нельзя задерживаться, ты же знаешь.

Он покачал головой, снова оглядываясь на лица людей перед дверьми, ожидающими своей очереди.

– Есть же свободные кровати. Почему они ждут снаружи, если койки свободны?