Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вулф, казалось бы, дает понять, что вновь склоняется к литературе факта, а не вымысла, воображения:
«Я замечаю за собой, что разнообразия ради увлеклась фактами, – записывает она в дневнике тогда же, 2 ноября. – Время от времени я ощущаю тягу к фантазии (vision), но сопротивляюсь этому. И это естественным образом ведет к следующему этапу – роману-эссе».
История создания «Годов» (семейной саги? романа-эссе?) драматична в еще большей степени, чем других книг писательницы. Потом, когда все тревоги и страхи останутся позади, она будет вспоминать:
«Какой ужас я пережила в этой комнате всего лишь год назад… когда мне пришло в голову, что моя трехлетняя работа ничего не стоит, и потом, когда я спотыкалась, кромсала гранки, писала три строчки и отправлялась в спальню, ложилась в постель, – это было худшее лето в моей жизни»[182].
А между тем начало работы над романом особых сложностей и хлопот не сулило: с осени 1932 года по июнь 1933-го книга писалась «бодро». Однако летом дело застопорилось: в августе Вирджиния перечитала первую часть, сочла, что она никуда не годится, и села ее переписывать. Осенью же и вовсе рукопись отложила, 29 октября записала в дневнике: «Нет, не буду, голова устала».
В начале зимы, однако, к роману вернулась, в декабре закончила 4 часть («1908 год»), а 30 сентября уже следующего, 1934 года, спустя три недели после смерти Роджера Фрая, поставила точку – первый вариант «Годов» был завершен.
Первый – но далеко не последний. В.Вулф перечитывает написанное, находит, что роман слишком велик, и садится его сокращать; сокращать и переписывать. Это займет у нее весь конец 1934-го и начало 1935 года. Жалуется дневнику:
23 января 1935 года.
«Откладываю рукопись на две недели. Мои бедные мозги завязаны в узел…»
20 февраля.
«Сара никак не получается».
27 февраля.
«Пишу и пишу и переписываю сцену у Круглого пруда. Раньше августа не закончу…»
6 марта.
«С 16 октября не написала ни одного нового предложения – только переписываю и перепечатываю».
Весной 1935 года работа над романом в очередной раз прервана: сильные головные боли, а также поездка с Леонардом в Голландию, Германию и Италию. По возвращении, превозмогая головную боль и короткий, но бурный семейный конфликт, вызванный уходом Нелли Боксолл и приходом на ее место Мейбел Хаскинс, летом в Родмелле она вновь садится за рукопись и – в который уж раз – ее перепечатывает. Печатает по 100 страниц в неделю – и надрывается:
«Больше не в состоянии выжать из себя ни слова».
И опять отвлекается: осенью едет с Леонардом в Брайтон на съезд Лейбористской партии, обдумывает «Три гинеи». В конце года, однако, к роману возвращается и ставит перед собой едва ли достижимую цель: начисто перепечатать рукопись и отдать ее в набор не позже февраля 1936 года. А Леонард, рассудила она, пусть, против обыкновения, читает книгу не в рукописи, а в гранках. И снова срывается:
28 декабря 1935 года.
«Последний раз просматривала завершающие страницы “Годов”. Мозги – точно выжатая тряпка уборщицы».
30 декабря 1935 года.
«Ничего не получается. Не могу написать ни слова, голова не работает».
4 января 1936 года.
«Моя бедная голова, одно неосторожное движение – и отчаянная головная боль».
Немного приходит в себя и садится за письменный стол – но не с «Годами», а с жизнеописанием Роджера Фрая; читает его дневники, письма – завершение злополучного романа в очередной раз откладывается. Вскоре, впрочем, одумывается и делит рабочий день пополам, как это было с «Миссис Дэллоуэй» и «Обыкновенным читателем»; утром – «Годы», после ленча – биография Фрая. И 10 марта 1936 года невероятным усилием воли заканчивает редактуру первых 130 страниц романа, после чего отправляет их в типографию.
Получает гранки, читает их – и буквально каждый день ее мнение о романе меняется: то ей кажется, что книга получилась, то – что никуда не годится. Столь лихорадочно и непредсказуемо менялось ее отношение к написанному лишь однажды и много лет назад, когда она дописывала свой первый роман «По морю прочь». Одна из главных героинь «Годов», жизнелюбивая старая дева Элинор, никак ей не дается, эпизоды романа с ее участием приходится перепечатывать десятки раз.
Последняя часть книги попадает, наконец, в типографию – но не в феврале 1936 года, как Вирджиния расчитывала, а в апреле. Теперь ей предстояло заново прочесть 600 страниц набранного текста и, главное, дать их читать Леонарду. Леонард просмотрел первые две части и от прочитанного – так Вирджинии, во всяком случае, показалось – остался не в восторге, отчего ее сомнения в достигнутом результате лишь усилились. К нестерпимым головным болям добавился страх, что семейная сага не вызовет у читателя ничего, кроме издевательского смеха, – с первым романом «По морю прочь» было то же самое.
Страх и галлюцинации: 24 марта, идя по Стрэнду, Вирджиния ловит себя на том, что говорит, и говорит громко, сама с собой, – хорошо знакомый симптом приближающегося психического срыва. Врачи велят срочно переехать в Родмелл и ни под каким видом не садиться за письменный стол. Вирджиния скрепя сердце подчиняется, гранки откладывает до лучших времен, дневник два месяца не ведет, исключение делает разве что для писем, да и то лишь самым близким.
«Никогда не верьте письмам, которые я пишу после бессонной ночи, когда лежу без сна, смотрю на бутылку хлоралгидрата и говорю себе: “Нет, нет, нет, ты этого не сделаешь”. Удивительно, как бессоница, даже не регулярная, способна меня испугать. Думаю, это связано с теми ужасными временами, когда я не могла себя контролировать», – пишет она 4 июня 1936 года Этель Смит.
На этот раз Вирджиния себя контролирует – в том смысле, что сознает: дела ее плохи, немногим лучше, чем в 1895 или в 1913 году. Сознает это и Леонард. И поэтому, когда в начале ноября гранки наконец прочитаны и отданы на его суд, он решительно не соглашается с Вирджинией, посчитавшей, что роман неисправимо плох и что набор следует рассыпать, не считаясь с немалыми расходами и тяжкими четырехлетними трудами. Роман, скорее всего, ему тоже не слишком понравился, но ведь сказать правду значило подвести жену вплотную к самоубийству – последние месяцы Вирджиния была близка к тому, чтобы покончить с собой.
И Леонард, закончив поздно вечером чтение, вернул Вирджинии гранки со словами:
