Вилл опустился перед ней на колено – не из приличия, а с искренним чувством, и потом поднялся. Матильда ожидала, что тот отведет глаза от смущения или стыда, однако он спокойно встретил ее взгляд:

– Доброго пути, госпожа. Бог вам в помощь. Я не желаю вам зла.

– Но желаете, чтобы я поскорее уехала, не так ли? Что ж, ваше желание исполнится, милорд, можете спать спокойно.

Она опустила за собой покрывало, потом уселась посреди подушек и мехов, устилающих сиденье повозки. Через алую ткань пробивался солнечный свет, придавая всему багровый оттенок. На миг Матильда закрыла лицо руками, и спазм отчаяния потряс ее тело, но она не издала ни звука.

Вилл застал жену стоящей посреди комнаты, которую отдавали Матильде на время ее краткого визита. Он не знал, с каким настроением Аделиза встретит его, однако, когда она обернулась, в ее лице не было недовольства, только глубокая печаль.

– Я боюсь за нее, – призналась Аделиза. – Я боюсь за нас всех.

Он взял ее за плечи и поцеловал в макушку.

– Когда я сочетался с вами браком, то поклялся защищать и оберегать вас. И что бы ни случилось, я буду это делать. – Его голос зазвенел обидой, будто в его честном слове сомневались. – Я человек, который выполняет свои обещания.

Аделиза прильнула к его груди:

– Я знаю это, но огорчаюсь тем, что вы не в силах защитить ее так же, как меня.

– Она сама может позаботиться о себе, – пробормотал Вилл, вспоминая, какими были ее большие серые глаза за миг до того, как она скрылась за пологом повозки. Презрение. Гордость. Гнев.

– Нет, – возразила Аделиза. – Вы ошибаетесь, муж мой. Матильда не может этого сделать, потому что она себе самый беспощадный враг.

Эскорт Матильды остановился на ночь в небольшом замке Роуленд по дороге в Винчестер. Владельца не было дома, но его коннетабль и дворецкий, предупрежденные высланными вперед гонцами, разожгли огонь и приготовили покои. Комнату Матильды, расположенную двумя этажами выше главного зала, продували сквозняки через плохо подогнанные ставни, но жаровни не давали холоду взять верх, да и горностаевая мантия была тяжелой и теплой. После целого дня в повозке Матильде казалось, будто ее трясли в мешке с бревнами.

Ее камеристки застелили кровать хорошими льняными простынями и шерстяными одеялами. Когда легат, желая видеть ее, прислал за ней слугу, первым порывом Матильды было отказаться – просто чтобы досадить Винчестеру, однако потом ей стало любопытно, что он затеял. Епископ не единственный, кто умеет плести паутину.

Священник стоял у жаровни и изучал пергаментный свиток, но оторвался от чтения, как только Матильда вошла в его покои. Юный служка расставил флягу и бокалы, выложил на белую тряпицу пирожки с начинкой. Похлопав паренька по плечу, епископ отпустил его, вложив по пирожку в каждую руку, и жестом велел остальным слугам тоже выйти.

– Милорда де Мелана не будет с нами? – поинтересовалась Матильда, когда за ними закрылась дверь.

– Граф Вустерский удалился в свои покои с вином и сговорчивой подругой, – ответил Генрих с широким взмахом руки, задуманным так, чтобы блеснул перстень с печаткой. – Я не вижу нужды беспокоить его.

– Вы многого добились, несмотря на старания Стефана удержать вас на вторых ролях, – проговорила Матильда. – Как, должно быть, уязвило его ваше назначение папским легатом.

Он смерил ее оценивающим взглядом:

– Я бы так не сказал. Мой брат принял это.

– Но вы много месяцев молчали о вашем новом посте.

– Человек, который показывает всем содержимое своей шкатулки с драгоценностями, напрашивается на то, чтобы его ограбили и обманули, – бросил Винчестер через плечо, наливая в кубки вино для них обоих.

– У меня складывается впечатление, что ваш брат – именно такой человек, и, как следствие, его шкатулка с драгоценностями почти пуста.

– Я же рискну предположить: вы не такая.

Матильда с удивлением поняла, что он флиртует с ней – и как с женщиной, и как с политиком, пока они обходили намеками щекотливые темы.

– Да, не такая. – Ее взгляд посуровел. – И тем не менее меня и ограбили, и обманули.

– Это спорное утверждение. Многие считают, что клятва, данная под принуждением, не имеет ни силы, ни значимости. Другие говорят, что освобождение от клятвы – достаточный повод, чтобы не приносить ее повторно. – Он подал ей кубок так ловко, что вино едва всколыхнулось.

– А кто-то скажет, что Церковь должна знать свое место и не вмешиваться в мирские дела, – парировала Матильда. – Это те, кто говорит об освобождении от клятвы, обманули и обворовали меня и продолжают устилать перьями свои гнезда за счет других. Казна вашего брата прискорбно легка, и ему приходится грабить Церковь, чтобы избежать недостатка в золоте. В дни моего отца сундуки с казной полнились. Теперь же золото переполняет карманы Бомонов, а драгоценности и власть достаются наемникам, которым платят за преданность. Кто правит двором вашего брата, милорд? Определенно не ваш брат и не вы.

Скулы Генриха покрылись красными пятнами, заметными даже через густую бороду.

– Я допускаю, что мой брат склонен следовать дурным советам, но я, как папский легат, имею достаточное влияние. – Последнее слово он произнес с легким нажимом.

Теперь-то мы и подходим к главному, подумала Матильда. Вот он, паук, тот человек, который правит, не называясь королем, человек, который ради своей выгоды будет подыгрывать любой стороне. Матильда глотнула вина и отметила его превосходный вкус. Епископ явно не считал, будто в пути следует в чем-то отказывать себе.

– Итак, – она отставила кубок, – вы пригласили меня не для того, чтобы приятно скоротать вечер. Чего вы хотите?

Он изобразил обиду:

– Вы моя кузина независимо от того, стоим мы на одном берегу или на противоположных. И еще вы мое дитя ввиду моего церковного сана. Неудивительно, что я беспокоюсь о вашей судьбе.

Матильда и бровью не повела. С ее точки зрения, родственные чувства можно похоронить.

– Но не к этому же все сводится. И не думаю, что милорд Мелан обрадуется, узнав о нашей с вами беседе.

Генрих небрежно помахал рукой:

– Утром ему все станет известно. Его шпионы повсюду.

– И Стефану тоже сообщат.

По лицу епископа было видно, что это его не волнует ни в малейшей степени.

– Он ожидает, что я передам ему все, что смогу разузнать.

– Или то, чем захотите поделиться, ведь сколько бы шпионов ни подсылал Галеран, о том, что именно сказано между нами, он не узнает.

Его губы непроизвольно растянулись в довольной улыбке, и Матильда поняла: Генриху все эти интриги приносят невыразимое наслаждение.

– Итак, что вы готовы сделать для меня, милорд легат, и за какую цену? Давайте будем точными. Какова цена короны? – Она снова взяла кубок в руки, выдерживая паузу, отпила немного, медленно проглотила. – Возможность вести свою политику? Или, быть может, голова Галерана де Бомона на блюде?