– Иса ибн Махан? – уточнила Юмагас, чуть склонив голову и зазвенев серьгами.

– Да, да! – закивал, раскачивая колодку, арестант.

– А еще кто? – вкрадчиво спросила ханша, водя золотым когтем ему по губам.

– Клянусь Всевышним, больше никто! – По грязному лицу опять потекли слезы.

Юмагас улыбнулась и снова кивнула помощнику. Тот размахнулся и вытянул арестанта палкой.

– Ааааа! Нет! Не надо! Я скажу, скажу!

– Скажи, – снова зазвенела серьгами ханша. – Кто дал тебе талисманы, которые новая рабыня пыталась закопать в саду?

Цэцэг подошла ближе и протянула руку. Арестант ошалело уставился на серебристый кругляш, на котором сплетались женское и мужское тело.

– Ну? – улыбнулась Юмагас.

– Госпожа Нур-аль-Худа! – захлюпал носом допрашиваемый.

– Вот как, – усмехнулась ханша.

И пояснила нахмурившемуся Ончону:

– Гадалка-шарлатанка, которая что ни день таскается к моей свекрови…

Подумала и решительно кивнула:

– Он больше ничего не знает, Ончон.

И осторожно развернулась на высоченных деревянных платформах.

– Госпожа! Госпожа! – донесся со спины отчаянный крик. – Госпожа, вы обещали, что не убьете меня!

Ханша обернулась и мягко сказала:

– Я и впрямь не убью тебя, юноша. Тебя убьет он, – и кивнула на толстого джунгара в кожаном фартуке.

И медленно поцокала прочь из подвала.

Навстречу ей бежала Алтана:

– Госпожа, госпожа! Супруг ваш изволил пожаловать!

Юмагас покосилась на подол – вроде как не испачкалась. Из-за спины донеслись звяканье цепей, жалостные вопли, крик и стон. Затем все стихло.

– Ну пойдем, Алтана, – пробормотала ханша. – Пойдем…

Они переобувались в сафьяновые туфельки, и Булгун вдруг тихо сказала:

– Госпожа, а госпожа…

– Нет, – покачала головой Юмагас.

– Но ведь батюшка ваш которое письмо шлет, весь извелся!..

Ханша посмотрела ей в глаза и тихо ответила:

– Сестричка, халиф не выпустит Повелителя из темницы, даже если я его… по-особому попрошу.

Тут Юмагас скрипнула зубами. И пояснила враз поникшей девушке:

– Слишком ненавидит. Когда ненависть так сильна, никакие чары не помогут.

– Что же делать? – горько вздохнула Цэцэг.

– Сейчас узнаем, – улыбнулась Юмагас и пошла вперед.

* * *

Аль-Амин уже ждал, сердито бегая туда-сюда вдоль расстеленного ковра.

– Что случилось, Мухаммад? – улыбнулась Юмагас и протянула руку Булгун – пусть рукав подвернет.

Халиф плюнул и плюхнулся на ковер с выражением крайней досады на лице.

– Выпей чаю, Мухаммад, – успокаивающе проговорила ханша и протянула пахнущую мятой пиалу.

Аль-Амин вздохнул и отхлебнул:

– Вкусно!

– Конечно, вкусно! – засмеялась Юмагас, а следом и ее девушки. – Там же мята! А ты любишь мяту!

Выхлебав пиалку до дна, халиф успокоился.

– Знаешь, вот выпью с тобой чаю – и сразу как-то в голове проясняется, – с облегчением выдохнул он и отдал чашку жене.

Ханша улыбнулась. Еще бы, подумала Юмагас. Еще бы тебе не стало легче на душе, Мухаммад. Этот чай заваривала лиса-оборотень, которую ты видишь как старого евнуха-ханьца. Если б не лисьи отвары, все шло по-прежнему: ты бы занимался евнухами, Бакр и главный вазир грабили народ, а я бы убивала время в хаммаме и в розарии, даже не мечтая о сыне…

– Так что случилось? – мягко поинтересовалась она, стараясь не нажимать взглядом.

– Она все-таки добилась своего! – стукнул кулаком по колену аль-Амин. – Заставила меня!

Юмагас пристально посмотрела ему в глаза.

– Я приказал привезти Тарика в столицу, – выпалил аль-Амин. – Посажу под замок в Алой башне, пусть под рукой будет.

И потом враз встрепенулся, словно просыпаясь:

– А, чего я сказал?

– Выпей еще чаю, любимый, – засмеялась ханша и протянула ему полную ароматного настоя пиалу.

А потом обернулась к Булгун:

Вот видишь, сестрица. За меня все сделала свекровь. Она попросила, она и в немилости. Но своего мы добились!

Девушка улыбнулась, пряча слезы радости.

Халиф с удовольствием пригубливал горячий напиток:

– А здесь что?

– Высокогорный чай из Хань, – безмятежно улыбнулась Юмагас.

– Так вкусно! Никогда не думал, что черный чай так приятен на вкус!

– Мухаммад, – она снова поймала глазами его глаза.

Тот уставился на нее стеклянным взглядом.

– Не доверяй Исе ибн Махану, – четко и раздельно выговорила Юмагас.

Халиф сглотнул, встрепенулся и снова удивился:

– Я что-то сказал?

– Ты какой рассеянный сегодня ночью, хабиби, – расхохоталась ханша. – Тебя в бане не заласкали до смерти?

Все, включая аль-Амина, покатились со смеху.

– Велел одну из тех девчонок в ас-Сурайа привезти, – отсмеявшись, покивал халиф сам себе. – Понравилась, хочу ей сегодня ночью заняться!

– Небо в помощь! – фыркнула Юмагас. – Только не загонись насмерть, Мухаммад. Завтра ж на охоту!

– Помню-помню, – покивал аль-Амин, поправляя куфию. – На рассвете увидимся, прикажи оседлать аш-Шабака, хорошо?

Юмагас улыбнулась и кивнула.

Глядя удаляющемуся халифу в спину, она стиснула зубы и попыталась понять: почему на душе так погано, словно туда пес нассал? Шлюшкой больше, шлюшкой меньше – но почему так тревожно?

– Цзо, – обернулась она к ханьцу.

Для второго зрения высохший низкорослый евнух выглядел куда как элегантнее: крупный рыже-серый лис степенно прихлебывал чаек из фарфоровой чашки.

– Посторожи у его комнаты, Цзо, – с поклоном попросила Юмагас. – Что-то мне неспокойно…

* * *

Лис крался вдоль ограды – то замирая с поднятой лапой, то снова приникая брюхом к самой траве.

Человек, оседлавший ветку абрикосового дерева, внимательно следил за оборотнем. Немногие бы заметили неслышную рыжую тень, разве что белый кончик хвоста бы мелькнул. Но человек видел и слышал все. В его родной провинции Хэнань на лис-оборотней охотились – а Фан Цзы был из семьи потомственных охотников. Когда лиса оказалась на расстоянии выстрела, он поднес к губам полую бамбуковую трубку и дунул в нее.

Короткая стрела ударила прямо в горло оборотня и сбила его с ног. Лис умер на месте.