Двор затих. Слышались только рыдания Альтаира, обнимавшего мертвую жену. Он был раздавлен.

– Эй, люди! – крикнул Аббас. – Взять его!

И тогда Альтаир встал. Слезы мешали смотреть, но он увидел спешащих к нему ассасинов. Увидел их испуганные лица. Яблоко по-прежнему находилось у Альтаира. Толпа была в смятении. Многие выхватили мечи, хотя понимали: никакому оружию не совладать с древним артефактом. Но уж лучше так, чем трусливо бежать. Альтаира захлестнуло неодолимое желание снова призвать силу Яблока и уничтожить все вокруг, включая и себя. Мария – его свет – была мертва. Зачем ему теперь жить? Стоило ему на один момент поддаться гневу, и он уничтожил то, что было ему дороже всего.

Ассасины замерли в ожидании. Отважится ли Альтаир снова обрушить на них мощь Яблока? Этот вопрос застыл в глазах каждого.

– Взять его! – завопил Аббас, и они опасливо начали приближаться к Альтаиру.

Пока ассасины мешкали, не решаясь его атаковать, Альтаир повернулся и побежал.

– Лучники! – крикнул Аббас.

Лучники послушно нацелились на убегавшего Альтаира. Стрелы сыпались вокруг него. Одна скользнула по ноге, но не вонзилась. Слева и справа к нему бежали ассасины, держа мечи наготове. Их плащи развевались на ветру. Похоже, ассасины поняли: Альтаир больше не призовет силу Яблока. Преследователи спрыгивали со стен и проходов, торопясь влиться в общий поток. Альтаир достиг арки и увидел, что она перекрыта живой цепью. Повернувшись, он пригнулся и пробился сквозь двоих ближайших преследователей. Один успел ранить его в руку. Вскрикнув от боли, Альтаир не остановился. Преследователи могли бы одолеть его, но не решались. Возможно, боялись его. А может, не хотели подчиняться приказу Аббаса.

Он снова изменил направление, устремившись к оборонительной башне. Сверху в него уже целились лучники. Альтаир знал: это лучшие лучники братства. Их готовили лучшие учителя. Они никогда не промахивались, особенно сейчас, когда у них было достаточно времени, чтобы тщательно прицелиться.

Единственно, Альтаир знал, когда они выстрелят. Им требовалось несколько секунд на поиск цели, еще несколько секунд, чтобы успокоить дыхание, затем…

Залп.

Альтаир упал на землю и откатился в сторону. Град стрел полетел туда, где он только что лежал. Все, кроме одной, просвистели мимо. Стрела оцарапала Альтаиру щеку. Кровь заливала ему лицо. Альтаир достиг лестницы и взбежал на первый ярус, где ошеломленный лучник выпучил на него глаза, не решаясь схватиться за меч. Альтаир сбросил его. Кувыркаясь, лучник полетел вниз. Ничего, выживет.

Альтаир добрался до второй лестницы. Ему было больно. Он истекал кровью. Кое-как он достиг вершины башни, с которой прыгал давным-давно, опозорившись перед Аль-Муалимом. Сегодня он тоже опозорился. Альтаир выбрался на деревянный выступ. Преследователи были совсем близко.

Он взмахнул руками и прыгнул.

10 августа 1257 г.

Альтаир готовит нас к тому, чтобы мы принесли в западный мир учение ассасинов. Таков его замысел. И не только учение. На нас возложено создание братства на Западе.

К своему стыду, я слишком долго не мог этого понять, но теперь, когда понял, все кажется предельно ясным (особенно для меня). Альтаир передает нам дух братства. Пылающий факел переходит в наши руки.

Мы постоянно слышали, что воинственные монголы приближаются к этим краям. По мнению Альтаира, мы должны уехать раньше, чем здесь начнется сражение, которое, скорее всего, будет жестоким. Маттео эти тревожные вести, наоборот, возбуждают. Он желал бы своими глазами увидеть битву, а потому предпочел бы задержаться в Масиафе подольше. Куда делась его прежняя тяга к странствиям? Мы с братом словно поменялись местами, и теперь я стремлюсь поскорее отсюда уехать. Или я трусливее Маттео, или более реалистично смотрю на вещи. Как бы там ни было, я согласен с Альтаиром. Осажденный Масиаф – неподходящее место для нас.

По правде говоря, я готов уехать вне зависимости от того, явятся сюда монгольские захватчики или нет. Я скучаю по родному дому, по нашим жарким ночам. Скучаю по жене и сынишке Марко. Совсем скоро ему исполнится три года. Больно сознавать, что все это время я почти не видел сына. Я не видел, как он научился ходить, не слышал его первых слов.

Короче говоря, я чувствую, что наше пребывание в Масиафе подошло к своему естественному концу. О том же свидетельствует желание Наставника встретиться с нами обоими. По его словам, он должен нам что-то передать, но не в узком кругу. Речь идет о некой церемонии с участием других ассасинов. То, что он нам вручит, нужно беречь как зеницу ока. Особенно от врагов, будь то монголы или тамплиеры. Теперь я понимаю, на что были направлены все его рассказы. Я догадываюсь, чем может оказаться сокровище Альтаира, однако это лишь мои догадки. Будущее покажет.

Маттео не терпится услышать продолжение истории Альтаира, которая совсем близка к завершению. Брат скорчил разочарованную гримасу, когда я сказал, что продолжу рассказ не с того места, где Альтаир – израненный, потрясенный гибелью жены, опозоренный перед братством – прыгает вниз, а перенесусь на двадцать лет вперед. И вместо Масиафа мы окажемся в пустыне, в двух днях пути от цитадели…

Казалось, на этой сумеречной пустынной равнине нет никого, кроме всадника, ведущего на привязи вторую лошадь, нагруженную кувшинами, подстилками и одеялами.

Всадник походил на купца. Мухлис – так звали этого человека – действительно был торговцем. Его грузное тело очень устало от дороги и жары, а чалма на голове успела взмокнуть от пота.

И потому, увидев впереди оазис, Мухлис решил сделать привал и отдохнуть. Он рассчитывал ехать без остановок и пораньше добраться домой, однако был вынужден уступить требованиям измученного и крайне утомленного тела. Как часто во время поездки мерный стук лошадиных копыт укачивал его. Голова начинала клониться на грудь, а глаза то и дело закрывались. Мухлису становилось все труднее противиться сну. Всякий раз, когда его укачивало в седле, вспыхивала очередная битва между сердцем и разумом. У него саднило в пересохшем горле. Одежда, отяжелевшая от грязи и пота, давила на плечи. Каждая кость, каждый мускул в теле Мухлиса гудели от неимоверной усталости. Он подумал, как омоет водой потрескавшиеся губы, утолит жажду, а потом ляжет, закутавшись в бурнус, и проспит несколько часов. Этого будет достаточно, чтобы восстановить силы и продолжить путь в Масиаф. Мысль об отдыхе манила торговца и одновременно пугала.

Мухлиса гнала вперед отнюдь не тоска по дому. Страх. Он слышал, что в здешних краях объявилась шайка разбойников, которые грабили торговцев, забирали товары, а их самих убивали. Возглавлял шайку головорез по имени Фахад, чья легендарная жестокость могла сравниться лишь с жестокостью его сына Байхаса.

Говорили, что Байхас не просто убивал своих жертв. Он подвешивал их за ноги и вспарывал животы, оставляя умирать долгой, мучительной смертью. Начатое Байхасом довершали дикие собаки. Еще говорили, что чужие мучения всегда вызывали у Байхаса смех.