А иногда какой-нибудь особо нахальный вертолёт (что-то небольшое, типа «Си Спрайта») «прорывался» за внешний эшелон эскорта. Правда, янки сознательно ничего тяжёлого на внешние подвески не цепляли – вооружены были только камерами и фотоаппаратами. Подлетали, щёлкали.

Терентьев переговорил с Саможеновым – решили: пусть щёлкают. Всё, что надо, «Орионы» уже, один чёрт, нафотографировали ещё до Гвинеи.

Этот расслабон наступил как раз таки после озабоченности Москвы по выходу «лос-анджелесов» с военно-морской базы Апра с «томагавками» на борту.

Терентьев засомневался, пересмотрев всю имеющуюся на борту информацию по американской крылатой ракете:

– Затевать суету с погрузкой на подлодку ракет, дальность у которых всего 500 километров, в то время как «томагавки» надводного базирования с лихвой добьют до нас от самого Гуама? Смысл?

– Да понятно всё! – Недолго думал Скопин. – Создать видимость угрозы. Поиграть мускулами – типа такой весь крутой выход многоцелевых субмарин с новейшим «крылатым пугачом», затем нырок под воду от слежки, с вероятностью внезапного появления в любом и неожиданном месте… Короче, голимые понты!

Наступило относительное равновесие и спокойствие. Стало понятно, что американцы, при всей своей жажде реванша, не полезут на рожон. И супостат понял, что русские это тоже поняли и пулять почём зря не станут.

Пообвыкли, и на третьи сутки, наконец, на траверсе нарисовался первый надводный соглядатай – фрегат типа «Нокс» из эскорта универсального «Сайпана».

К уже приевшимся «орионам» прибавились вертолёты, но чаще совершали «налёты» «харриеры».

Сам вертолётоносец еле-еле проявлялся на горизонте верхушками надстроек, но зато ночью хорошо просматривались красные точки двигателей американских палубников, взлетающих в режиме форсажа.

Наведывались и «фантомы» с «Констелейшн», но сам авианосец держался исключительно в пределах 700 километров.

Его дослеживал СКР «Рьяный», оставшийся в одиночестве – на БПК «Василий Чапаев» «навернулся» котёл в кормовой машине[52], и он «захромал» вслед за конвоем, нагнав уже ближе к морю Сулу.

А дальше вообще без происшествий. До самой Камрани.

* * *

Пирс, к которому мягко притулился крейсер, строили американцы – оригинальная штука! Рабочая часть причала (та, к которой пристают корабли) была оснащена гидравлическими опорами и регулировалась высотой подъёма в зависимости от высоты борта швартующегося корабля. Вот под крен «Пети» тютелька в тютельку и подогнали сходни.

К их приходу готовились. И видимо, очень плотно. Акваторию старательно оседлали катера с бойцами противоподводно-диверсионной обороны. Сухопутная зона вокруг пирса была оцеплена и обнесена двойным забором. Охрана открыто была нацелена не только на пресечение проникновения на секретный объект, но и на любую попытку кого-либо покинуть корабль.

Сначала Терентьев хотел довести до экипажа эти нюансы по общекорабельной трансляции, но потом повахтно провёл личный инструктаж.

Едва кинули швартовы, у трапа уже стояли серьёзные товарищи в форме при погонах и без. Судя по всему, местное начальство – «большие звёзды» из штаба ТОФ, представители-специалисты заводов и конструкторских бюро, «чёрные полковники» из Морской инспекции, не обошлось и без «слуг партии». Но рулили всем хмурые ребята (некоторые даже по «гражданке»), в повадках которых сразу угадывались «холодные головы, горячие сердца и чистые руки» – особой отдел.

Стоянку (ремонт) корабля планировали не меньше чем на две недели, поэтому с берега подали электропитание, технические шланги. Стояли машины флотского автобата со всем необходимым, включая воду и питание.

В первую очередь с «Петра» сняли двух «тяжёлых», которым требовалась высококвалифицированная операция, и экстренно спецбортом отправили в Москву.

Затем вывели пленных американцев – создали закрытый коридор (от любых посторонних глаз, включая спутниковых), и с мешками на головах погнали по сходням в крытые грузовики.

Потом началась форменная нудятина и бумажная волокита с печатями в разрешительных бумагах, допусках, с подписками о неразглашении, связанная с проходом заводских специалистов и ремонтных бригад на корабль. И всё это под бдительным оком и в сопровождении товарищей из компетентных органов.

Принимать гостей Терентьев не пошёл, отправив на это дело старпома и «бычков»[53], чьи компетенции будут востребованы прибывшими.

Теперь с высоты мостика смотрел, как колоритный Скопин со своей чёрной повязкой на глазу, в дополнение к потрёпанному в боях кораблю, вызывал тихий ступор даже у колючеглазых представителей разведки. Не говоря о прочих аборигенах страны Советов.

* * *

Горшкова интересовало всё! По военной, морской и непосредственно «орлановской» теме. По прибытию начал он, естественно, с осмотра корабля, который затянулся до следующего ощущения голода. Поэтому прервались. Но основное главком увидел.

И даже за обеденным столом Сергей Георгиевич подкидывал вопросы:

– Чем вы можете объяснить такой малый процент прорыва «гранитов» к АУГ?

(К этому времени советской разведке удалось прознать, что по американской авианосной группе удачно отработало две или три противокорабельные ракеты.)

– Ракет, прошедших модернизацию и обновление, было всего пять, – Терентьев старался отвечать коротко и взвешенно, – одну я пустил по англичанам. Одна сохранена на борту для изучения советскими специалистами. Соответственно три участвовали в атаке АУГ.

– Но почему модернизировали только пять?

– Процесс обновления был поэтапный, насколько я знаю. Успели заменить всего пять единиц. Потом министром обороны стал так называемый «мебельщик» – программа приостановилась. И уже лишь силами флота устраняли изношенность материально-технической базы комплекса. Честно говоря, удивительно, что у нас произошёл только один сбой при пуске.

* * *

А вообще основательный диалог с Горшковым уже имел место быть.

Совершенно в неожиданном русле пришлось пообщаться по спецсвязи ещё во время пути следования в Камрань.

А дело было в курьере…

Априори было понятно, в ведении какого ведомства окажется лейтенант-особист с «Петра» и какой «адрес доставки» будет у документов, которые он увёз с собой в спецчемоданчике.

Но как оказалось, после приводнения амфибии, лейтенанта прямо у трапа перехватили сотрудники с очень высокими полномочиями, подчинённые какому-то хитрому отделу КГБ, минуя морские филиалы этой же конторы.

– Попал в лапы гэбни, – узнав об этом, проникновенно отметился Скопин, – в самые застенки Лубянки.