наказать их императора за непризнание своей суверенной власти, которую даровал ему Всевышний Тэнгри. По мнению Чингисхана, «люди, которые не следуют воле Всевышнего Тэнгри, являются мятежниками, восставшими не только против Великого монгольского хана, но и против Всевышнего Тэнгри. И поэтому монголы имеют законное право, которым они наделены Небесным владыкой, их наказать и подчинить ханской власти»»[864].

И, наконец, в-третьих, Чингисхан не только сам уверовал в то, что «его личная судьба, точно так же как и судьба других людей и всего мира, находится в руках высшего, бесконечно высокого и не подлежащего критике существа; а таким существом может быть только Бог (Всевышний Тэнгри — А. М.)»[865], но и захотел убедить в этом всех своих подданных и повести их за собой, как непосредственным исполнителем воли Всевышнего Тэнгри. И своим непосредственным общением с Верховным божеством монголов перед походом против империи Цзинь Чингисхан стремился воодушевить своих подданных, укрепить в них веру в правоту совершаемых ими деяний, «в силу и (божественное) вспоможение» Небесного владыки, который «поведет его войска мстить за оскорбления и обиды его родичей (и его самого. — А. М.), которые являются оскорблениями Неба (Всевышнего Тэнгри. — А. М.)».

* * *

Эта война началась весной 1211 года, продолжалась 24 года и закончилась во время правления Угэдэй-хана в 1234 году. На протяжении этих 24 лет военными действиями на территории державы Алтан-хана руководили: самолично Чингисхан (1211–1217 гг.), затем гуй ван (державный князь. — А. М.) Мухали (1217–1223 гг.), а после его смерти командование монгольскими войсками перешло к сыну Мухали, Бору (1224–1229 гг.), и наконец, — к преемнику Чингисхана, его сыну Угэдэй-хану (1229–1234 гг.).

В нашем повествовании главное внимание будет уделено первому этапу этой войны, когда Чингисхан лично руководил боевыми действиями монгольской армии.

Первое наступление на Чжунду[866]

Местом пребывания тогдашнего чжурчжэньского императора Вэй Шао Ван Ваньгинь Юн Цзи была срединная столица империи Цзинь — Жунду (современный Пекин). По пути к Чжунду монгольским войскам, прежде всего, необходимо было преодолеть «бесплодную степь, простирающуюся через всю Монголию от востока к западу.

Россияне, так же как и китайцы, называют сию степь Гоби, что на монгольском языке составляет общее название песчаных, бестравных и безводных мест. Монголы собственного имени для всей степи (Гоби. — А. М.) не имеют, но когда нужно исключительно указать на одну (конкретную. — А. М.) часть степи, то имеют собственные названия.

В китайской истории часть степи (Гоби. — А. М.), простирающаяся от Буйр-нура и Дал-нура (от Маньчжурии. — А. М.) до западной межи Ордоса, называется Шамо…»[867] Шамо «имеет твердый грунт, движение по ней производится как по шоссе; сыпучих песков мало, трава в дождливое время растет везде, хотя редка; вода от поверхности земли так близка, что местами одному человеку можно в день выкопать 20–30 колодцев…»[868]

«Почва земли из жесткого песка, то с крупным, то с мелким хрящем кремнистой породы… Прозрачные каменья кремнистой породы — отличительное свойство песчаных, бесплодных степей, ибо сии камни только на сухих и бестравных местах образуются»[869]. Именно эту часть степи Гоби предстояло преодолеть воинам Чингисхана.

С учетом возможности обеспечения подножным кормом и водой нескольких сотен тысяч армейских лошадей, а также многочисленного скота, следовавшего вслед за монгольским войском, Чингисхан разделил свою армию на два крыла, которые следовали на расстоянии 230 миль друг от друга. Подобное разделение монгольских вооруженных сил было осуществлено Чингисханом и из тактических соображений: таким образом он стремился сбить с толку военное командование чжурчжэньской армии в отношении направления своего главного удара, а также расчленить армию противника на мелкие части, которые ему было легче «нейтрализовать».

Левое (восточное) и правое (западное) крыло монгольской армии, отправившейся в военный поход в Северный Китай, составляли, соответственно, 7 и 4 тумэна (около 70 000 и 40 000, соответственно. — А. М.) воинов.

Каждое из крыльев двигалось на марше в строго определенном порядке и состояло из колонны главных сил (авангарда и собственно главных сил) и походного охранения (разведотряды, головные дозоры, фланговые и аръергардные заградотряды или боевое охранение).

Это свидетельствовало о тщательно продуманном и организованном Чингисханом порядке движения боевых колонн, благодаря которому удалось обезопасить их от неожиданного нападения врага, до поры до времени сохранить в тайне приближение монгольских войск к границам империи Цзинь[870].

Когда же цзиньский генерал Нахата-майчжу, охранявший северные пределы империи Цзинь, все же узнал о том, что монголы готовятся вторгнуться на территорию чжурчжэньской державы, он поспешил донести об этом чжурчжэньскому императору Вэй Шао Ван Ваньгинь Юн Цзи.

«Государь (чжурчжэньский Алтан-хан. — А. М.) сказал: «Мы не имеем вражды с ними; с чего ты взял это?»

Майчжу сказал ему: «Си Ся (Тангудское царство. — А. М.) представили ему (Чингисхану. — А. М.) царевну, беспрерывно куют стрелы и делают щиты (для монгольской армии. — А. М.). При окопах велят мужчинам возить телеги, а лошадей берегут. Что же имеют в виду, как не нападение на нас?»

Нючженьский государь, почитая Нахата-майчжу затейщиком пограничных несогласий, приказал посадить его в заточение»[871].

Схема движения армии Чингисхана на марше. Современная реконструкция.

Некоторые исследователи увидели в этом поступке чжурчжэньского владыки пренебрежительное отношение не только к своим военачальникам, но и к северному соседу, недооценку боевой силы армии Чингисхана[872].

Мне же видится здесь, в первую очередь, нежелание чжурчжэньского императора поддаваться на возможную провокацию со стороны Чингисхана и быть втянутым в войну с монголами. Действия чжурчжэньского Алтан-хана вполне адекватны сложившейся к тому времени ситуации: империя Цзинь находилась в окружении враждебных ей государств: китайской империи Сун на юге, Великого Монгольского Улуса на северо-западе, а после разрыва отношений с Тангудским царством в 1209 году цзиньцы нажили еще одного врага на своей западной границе в лице тех же тангудов.

И даже когда информация цзиньского генерала Нахата-майчжу о приближении монгольской армии подтвердилась, чжурчжэньский император, стремясь избежать любых «пограничных несогласий», грозивших перерасти в серьезные военные противостояния, прежде всего, попытался замириться с Чингисханом: «Нючженьский (чжурчжэньский. — А. М.) государь сам, усмотрев опасность, освободил Майчжу (Нахата-майчжу. — А. М.) и отправил северо-западного главнокомандующего Нюхуру к монголам с мирными предложениями»[873].

По версии В. Инжаннаши чжурчжэньский правитель предложил Чингисхану «лично встретиться в Цзиньчжоу и достичь примирения». Однако монголы заподозрили чжурчжэней в намерении убить Чингисхана, а если и не убить, то выиграть время для подготовки своей обороны, и поэтому Чингисхан отказался от этого предложения[874].

После отказа Чингисхана от примирения чжурчжэньскому Алтан-хану ничего не оставалось делать, как мобилизовать все силы на отражение нападения монголов и уповать на