в тылу, организации войска, получению информации о внутреннем положении в державе Алтан-хана, привлечению на свою сторону всех антицзиньских сил, прежде всего, родственных по происхождению и языку киданей.

Что касается мер предосторожности. Даже после объединения всех монголоязычных племен в Великий Монгольский Улус и признания харлугами и уйгурами себя вассалами Чингисхана, последний перед тем, как выступить войной на империю Цзинь, не преминул обезопасить свой тыл, оставив на северо-западных рубежах своей державы пусть даже небольшой отряд пограничной стражи: «Весною года барана (1211)… Чингисхан… (опасаясь), как бы несколько из рассеянных (им) племен еще раз не объединились между собой и не восстали бы, прежде всего, послал… в дозор две тысячи человек под начальством Тохучара из племени хонгирад… для того, чтобы, когда он (сам) пойдет на страну Хитай (империю Цзинь. — А. М.), тому быть у него в тылу в целях безопасности»[858].

Что же до организации войска, то «накануне военного похода против империи Цзинь Чингисхан объявил всеобщую мобилизацию мужчин от 15 до 60 лет, что могло составлять до 20 процентов от общего количества населения Великого Монгольского Улуса, которое во времена Чингисхана не превышало одного миллиона человек. Таким образом, в Китай могли отправиться 15 тумэнов монгольских воинов…»[859]

Джованни дель Плано Карпини так описал вооружение монгольского воина эпохи Чингисхана: «Оружие же все, по меньшей мере, должны иметь такое: два или три лука или, по меньшей мере, один хороший и три больших колчана, полные стрелами…

Богатые же имеют мечи, острые в конце, режущие только с одной стороны и несколько кривые; у них есть… прикрытия для голеней, шлемы и латы… а также прикрытия для лошадей из кожи… Шлем же сверху железный или медный, а то, что прикрывает шею и горло, — из кожи… У некоторых из них есть копья, и на шейке железа копья они имеют крюк, которым, если могут, стаскивают человека с седла.

Длина их стрел составляет два фута, одну ладонь и два пальца, а так как футы различны, то мы приводим здесь меру геометрического фута: двенадцать зерен ячменя составляют поперечник пальца, а шестнадцать поперечников пальцев образуют геометрический фут.

Железные наконечники стрел весьма остры и режут с обеих сторон наподобие обоюдоострого меча; и они всегда носят при колчане напильники для изощрения стрел. Вышеупомянутые железные наконечники имеют острый хвост длиною в один палец, который вставляется в дерево.

Доспехи и оружие конного монгольского воина XIII–XIV вв.

Щит у них сделан из ивовых или других прутьев…»[860]

В соответствии с указом Чингисхана, касавшимся организации и подготовки войска к походу на империю Цзинь, «все воеводы (десятники, сотники, тысяцкие. — А. М.) обязаны были делать лично осмотр войску и вооружению до выступления в поход; в день смотра предъявляли они (воины. — А. М.) снаряжение, и если хоть немного не хватит, то такому человеку сильно достается, и его крепко наказывают»[861].

Как отмечал китайский монголовед Сайшаал, «Получение исчерпывающей, разведывательной информации о внутреннем положении Цзиньской империи Алтан-хана явилось одним из непременных условий успешной подготовки к вторжению на ее территорию. Будучи выдающимся организатором, Чингисхан успешно справился и с этой задачей.

Необходимая информация стекалась к нему по трем, основным каналам. Во-первых, от племени онгудов, охранявших северо-западные рубежи державы Алтан-хана; во-вторых, от образованных и многоопытных купцов из Восточного Туркестана, которые подолгу пребывали в этих землях и многое видели своими глазами; в-третьих, от многочисленных перебежчиков, искавших спасение от гнета чжурчжэней и находивших прибежище в Монголии…

Кроме политической информации, Чингисхан получал сведения о хозяйственной жизни державы Алтан-хана: производстве продуктов и товаров, сборе налогов, заготовке припасов, а также конкретную информацию военного характера: о численности чжурчжэньских войск, их вооружении, месторасположении, о городах и крепостях, ведущих к ним дорогах.

Таким образом, Чингисхан сумел создать как внутренние, так и внешние, благоприятные условия для нападения на своего заклятого врага, державу Алтан-хана»[862].

* * *

В канун выступления на войну против империи Цзинь произошло событие, которое лишний раз подтвердило, какое большое значение Чингисхан придавал божественному вспоможению Небесного владыки: отнюдь не меньшее, чем превосходству военных сил.

Тогда Чингисхан «…один… поднялся на вершину холма (горы Бурхан халдун. — А. М.), развязал пояс и набросил его на шею, развязал завязки кафтана, встал на колени и сказал: «О, Господь извечный (Всевышний Вечный Тэнгри. — А. М.), ты знаешь и ведаешь, что ветром, (раздувшим) смуту, был Алтан-хан и начало распре положил он. Он безвинно умертвил Охин бархага и Амбагай-хана, которых племена татар, захватив, отправили к нему, а те были старшими родичами отца моего и деда, я же домогаюсь их (цзиньцев. — А. М.) крови, лишь мстя (им). Если ты считаешь, что мое мнение справедливо, ниспошли мне свыше в помощь силу и (божественное) вспоможение и повели, чтобы с высот ангелы и люди, пери и дивы стали моими помощниками и оказывали мне поддержку!» С полнейшим смирением он вознес это моление…»[863]

Перед походом против империи Цзинь Чингисхан молится Всевышнему Тэнгри.

В связи с этим молением обращают на себя внимание несколько моментов.

Во-первых, это был первый «мистический опыт» личного общения Чингисхана с Верховным божеством монголов. До этого ничего подобного не было: о повелениях Всевышнего Тэнгри Чингисхан узнавал от, так сказать, «настоятелей»: Хорчи, Тэв Тэнгэра, бэхи ноёна Усуна.

Во-вторых, свидетельства древних источников о «мистическом опыте» общения Чингисхана с Верховным божеством монголов перед походом против империи Цзинь дали основание современным исследователям сделать важные выводы, касающиеся дальнейшей эволюции мировоззрения Чингисхана: в первое десятилетие существования Великого Монгольского Улуса постулаты древних верований кочевников, тэнгрианства, при непосредственном участии самого Чингисхана получили дальнейшее развитие, были в значительной степени переосмыслены. «Прежде, во времена империй Хунну и Тюрков (и впоследствии, вплоть до объединения Чингисханом всех монголоязычных племен. — А. М.), тэнгрианство обусловливало создание культа власти Хана только над определенным кочевым народом. Иначе говоря, представление о Всевышнем Тэнгри не распространялось на весь мир, а ограничивалось лишь определенным государством. Поэтому и власть Хана, уповавшего на силу Всевышнего Тэнгри, не могла распространиться за пределы данного государства.

Но затем Чингисхану пришло на ум, что Всевышний Тэнгри является сверхъестественной Высшей силой, которая решает судьбы всего мира, и на которую он может опираться, осуществляя праведные действия и верша справедливый суд за пределами Великого Монгольского Улуса. Именно поэтому он обратился к Небесному владыке, когда вознамерился пойти в поход на империю Цзинь, дабы «отмщением отомстить» цзиньцам за безвинно умертвленных сородичей и