Выскочив на порог сводчатой галереи, ведущей прямиком к парадным лестницам, Винс круто свернул влево и устремился в сторону одной из ниш, где стояла одна из немногочисленных безликих статуй, сохранившихся после погромов Волн. Он кивнул джолу на портик, показывая, что тому нужно будет на него взгромоздиться и влезть прямиком в саму нишу. Артала, видя какую-то нелогичность в мыслях паренька, попытался что-то возразить, но юный путник только слегка прикрикнул на него и чуть ли не силком заставил долговязого умника втиснуться в небольшой просвет, за которым сам потом и последовал.

Они вместе с трудом помещались за статуей, грозя погибелью как для себя, так и для несчастной мраморной скульптуры. Винсент, едва развернувшись, со всей силы надавил на небольшую выемку рядом со стеной – она поддалась. Щелкнула. Что-то внутри натужно заскрипело, и скульптура вместе с ними начала поворачиваться вовнутрь.

Артала даже не успел издать ни единого звука, когда они внезапно очутились по другую сторону галереи – в узком проходе, чем-то смахивающим на тот, что так торопливо покинули. Только здесь было сыро и грязно, а в углублении пола широким ручьем текла вода, от которой шло неяркое голубоватое свечение.

Винс приложился ухом к каменной стене, силясь хоть что-то расслышать, а Артала рядом с ним зачарованно осматривался вокруг. И ему было от чего удивляться. Джолу, проведя большую часть сознательной жизни под землей, с трудом мог подавить приступ восторга при взгляде на поток, ведь светящаяся вода была так похожа на ту, что наполняло его родное Озеро Слез после зимних штормов.

– Она светится, – только и мог задумчиво прошептать Артала, глядя на то, как белые струйки медленно перетекают одна в другую.

– Тс-ш, – не оборачиваясь, шикнул на него его товарищ. – Потише, прошу тебя.

Артала не ответил. Он был потрясен. Сначала, глядя на хрупкую подземную реку, а потом зачарованно рассматривая еще одну невероятную галерею, тянувшуюся в обе стороны от ее берегов, заковав чудной поток гранитными оковами, удерживающих его точно посредине. Бесконечные глухие арки утомляли, а выглядывающие из ниш безликие скульптуры незряче следили за путниками, что еще больше раззадоривало извечное любопытство архивариуса.

За стеной до них донеслись шаги, и гулкое эхо отразило обрывок далекого разговора.

– Нужно идти прямиком к югу Резервации – я думаю, он там. Все следы указывают на это, серкулус, – говоривший скрипуче чихнул.

– Тогда нам нужно торопиться, – голос Дэзмунда Смитта был едва узнаваем.

– И нельзя разделяться, – обратился к нему тот же собеседник, – иначе это грозит обернуться еще одним выбросом, а может, чем-то и похуже.

– Верно, – донеслись до них слова серкулуса, – только надо сделать это незаметно и быстро, а то если до правительницы дойдет смысл того, что мы делаем…

– Она ничего не узнает, – слова стали едва различимы, и Винс уже перестал прислушиваться, потом они и вовсе смолкли, вот только на сердце у паренька от услышанного похолодело.

Совсем недавно он думал, что все ужасное позади. Лелеял мечту об отдыхе и сне. Вот только не предвидел, что все обернется еще хуже, чем он мог предположить. Он частенько слышал о Резервации. Когда-то лелеял мечту даже проникнуть туда. Однажды попробовал, вот только его быстро поймали. Оттого страшных россказней про это место он наслушался по самое не хочу. Потому парнишка прекрасно знал, что Резервация одно из тех мест, куда соваться не лучше, чем спать на Изнанке без защитного круга. Это мертвое, проклятое место отчасти служило хранилищем сильных артефактов древности, отчасти стало рассадником ужасов, порожденных этими самыми артефактами. Еще когда его не опечатали, путники считали его недобрым и старались не соваться туда понапрасну. Крыса когда-то рассказывал Винсу о том, как ходил по его краю, но воспоминания у паренька были смутными, и лишь бурное воображение рисовало в голове жуткую картину.

Пытаясь успокоиться, Винсент шумно вздохнул. Он расправил плечи и стал прямо и ровно. Шумно пропустил сквозь себя затхлый воздух галереи. Закрыл глаза, а когда открыл, едва сдержался, чтобы не взвизгнуть. У его носа маячили светящиеся кошачьи глаза Арталы. Они стали похожи на яростно фосфоресцирующие фонарики даже в сумеречном свете подземной реки.

– Что случилось? – он постарался сдержать дрожь в голосе и не выдать собственного испуга.

– Где мы? – последовал обоснованный вопрос. – Я знаю Путь. Обходил его коридоры вдоль и поперек, но тут никогда не был. Что это за место, Винсент? Я мучаюсь проблематикой данного вопроса уже целых восемь минут, пока проходили путники за стеной. Я сам, в свое время, составлял карты для Гильдии Ветра, которыми все пользуются, но я не помню этого ответвления и тем более этой потайной двери к нему. И что это за механизм здесь? Оборотное колесо или здесь сквозной замок на пружинках?

– Честно говоря, сам не знаю, – поток вопросов сразу же растормошил Винса. – Мне это место когда-то давно Анарин показала, а потом мы тут с Ноем прятались. Она говорила, что здесь вполне безопасно, и я ей верю. А куда оно ведет – не представляю. Она мне об этом ничего не сказала, а мы далеко не уходили никогда – тут заблудиться проще простого – статуи слишком похожи. Да и Анарин в свое время предупреждала, чтобы я далеко от реки не отходил. А насчет механизма – не разбирал – не знаю.

– А-а-а, – глубокомысленно протянул Артала и опять во все глаза принялся изучать подземный поток.

– Ладно, уж, – решил поторопить джолу паренек, – пошли что ли, а то мне еще нужно тебе твой трактат отдать.

– Ой, мой трактат, – спохватился Артала, – я совсем забыл о нем. Там же самая важная часть транскрипции для моего перевода с алфейского наречия. Я сначала работал с трудом Гая Тронка, но его подход далек до идеала, к тому же порядком устарел в связи с последними изменениями в языковой структуре отдельных синтаксических форм. Даже Амия Аль-Тахи, с ее легкостью изложения проблем в переводе, не может сравниться с грамматикой Грембурга Томура. Потому-то я и не смогу без него дописать свою статью в «Вестник науки». Это же такая ответственная работа, Винсент. От нее зависит то, как в научных кругах будут впоследствии относиться к алфейскому наречию, а еще и мой перевод цикла песен Махмы Сладкогласого из Мельта. Он перевернет подход к скальдическим слогам. Там такая эпическая архаизация и переработка из языческого мировоззрения в проторелигиозную тематику. К тому же, это особое влияние эронийской традиции… Редко встретишь такие явные ответвления к проклятым родам. Винсент, этот цикл песен – неисчерпаемый источник сведений об укладе жизни предтуманных народностей Темного континента Третьего мира. И я просто обязан его толково перевести, чтобы не мне одному можно было им насладиться.

Винс покосился на Арталу, как на душевнобольного, и, силясь не выдавать своих чувств, еще раз, для порядка, прикрикнул на долговязого друга и, только загнав того обратно за статую и протиснувшись между ними, мыслями пребывая уже где-то в районе собственной кровати, нажал на нужный камешек. Тот натужно скрипнул. В глубине легонько щелкнуло. Пластина, на которой они стояли, стала приходить в движение, но остановилась, заглохла и для пущей убедительности вернулась обратно.