– Думаю, для всех будет лучше, если вы подадите рапорт об отставке. Мы не станем раздувать эту истории и сочтем вопрос исчерпанным. И нам будет спокойнее, и вам, и вашему руководству.

Он встал, показывая, что разговор окончен, приговор обжалованию не подлежит. Я тоже поднялся.

– Всего доброго.

Та же бесцветная улыбочка.

– Всего доброго.

Эти люди на протяжении долгого времени легко решают судьбы других людей, хотя этих других они за людей и не считают, те для них граждане. Я вышел из здания и направился на работу, домой ехать не хотелось. Добрался до завода, поднялся к себе в кабинет. Здесь ничего не изменилось, но я почувствовал, что мы расстаемся, и сердце больно кольнуло. Зазвонил телефон.

– Юрий Георгиевич, рад вас слышать. – Это был голос адмирала Войнова.

– Слушаю вас, Василий Павлович. – Я замолчал, не зная, действительно с ним разговаривали или мне специально так сказали.

– Со мной беседовали, недавно уехал их представитель. Их доводы мне показались странными и абсолютно необоснованными. Поэтому считаю, что с их рекомендациями вовсе не обязательно соглашаться. Это моё мнение, и я хочу, чтобы вы его знали.

Мне было приятно получить поддержку человека, которого я уважал, который всегда имел свою точку зрения и умел ее отстаивать. Но я понимал, что ему скоро на пенсию, а вся эта история, представленная данными товарищами в нужном свете, в Москве будет воспринята негативно. Неизвестно, к чему приведет эта борьба, но у него могут возникнуть сложности.

– Спасибо вам, Василий Павлович, и за Вашу позицию, и за поддержку. Мне всегда было приятно с вами работать но эти люди не оставят ни вас, ни меня в покое. Им надо поставить галочку, что они свою работу выполнили и что-то там предотвратили. А то, что от этого пострадают и люди, и дело, их не интересует. Ничего в этих структурах не меняется, как было, так и остается, разве что вежливее стали. А люди их как не интересовали, так и не интересуют. Извините, я несколько на взводе, но всем будет проще, если я вам завтра положу рапорт об отставке. Ещё раз простите меня, что доставил неприятности, и спасибо за совместную работу.

Мы оба замолчали. После паузы раздался его голос:

– Не торопитесь. Надо все обдумать, и вообще это не телефонный разговор. Заедете завтра ко мне, жду вас в одиннадцать часов.

Разговор закончился. Странно – столько лет служишь государству, а оно доверяет решать твою судьбу человеку, который абсолютно тебя не знает, которому абсолютно наплевать на твою жизнь, на твою семью. Но он уверен, что отстаивает интересы этого самого государства и знает их гораздо лучше, чем ты, а твоё мнение никого не интересует. Эта машина подавления меняет только винтики – старые уходят, новые приходят, но сам механизм неизменен и отлажен идеально. Интересно, кому эта машина служит, кто ей управляет? Или она уже сама управляет людьми, их судьбами?

Утром я подал рапорт. Неправильно перекладывать свои проблемы на чужие плечи. Возможно, это сама жизнь мне так подсказывает, что надо что-то менять, и если я сам этого не делаю, она это сделает за меня.

Все бегают, суетятся – конечно, не каждый день показ целой коллекции. Одежды снимают и показывают в прямом эфире на первом канале. Я сама, как на конвейере, закалываю булавки на девочках прямо перед выходом, всегда не хватает времени. Купола заворожили меня, в переплетениях трикотажа они оказались очень гармоничны. Лён и немного жемчуга, и много воздуха, почти прозрачные платья висят на плечах и мерно покачиваются в такт движениям манекенщиц, как колокола…

– Нина Ивановна, вас срочно просят подойти, Колю не пропускают.

Не понимаю, куда его могут не пропускать, когда он уже переоделся.

– О чем вы? Кто не пропускает?

– Не знаю, кто именно, но говорят, что с бородой не пропустят, нужен без бороды.

Вера пожала плечами и повертела пальцем у виска. Подхожу к её модной бригаде, и администратор мне заявляет:

– Хорошо, что вы подошли. Я не могу его пропустить, с бородой нельзя. Мне неприятности не нужны. Или пусть сбривает, или ищите кого-нибудь другого.

Коля стоит рядом и улыбается.

– Ну, Нина Ивановна, я, конечно, все понимаю, но как бы хорошо я к вам ни относился, а брить бороду не стану, это уже перебор. только Москва такое может придумать. Простите, но я пас.

Хватаю телефон, Володя должен быть дома, слышу его голос.

– Привет, срочно собирайся и приезжай в Дом Мод, у нас срывается показ. Только срочно, всё бросай и выезжай!

Смотрю на женщину с табличкой «администратор».

– Спасибо вам большое, только этого и не хватало. С вашей легкой руки выходы мужчин сдвинем в конец, если вообще успеем.

Не понимаю, конечно, как такая дикость может иметь место на телевидении, но что делать? Прекрасная реальность. Девчонки бегают за сценой, как всегда, в одних трусиках, иногда прикрывают грудь. Времени на переодевание очень мало, Володя опять не будет знать, куда глаза девать… Ну и ладно, что я могу сделать! Пусть привыкает, учится красивому, тоже полезно. Правда, Коля, например, на них уже и не реагирует, не ценит, что находится среди такого цветника – к хорошему быстро привыкаешь. Все приедается, но иногда можно. Мужчина должен понимать, что такое хорошо, а иначе с чем сравнивать? Пусть набирается опыта. Пока размышляю, что сын сейчас попадет, как кур в ощип, меня хватает за руку директор нашего трикотажного объединения.

– Нина Ивановна, буквально одну минуту. Приехали из нашего райкома партии, с женами. Найдите, пожалуйста время, хотят что-нибудь особенное от вас.

Думала, сразу взорвусь, и от того, как я люблю выслушивать пожелания, каждая ведь кутюрье, и оттого, что идет показ, а меня отвлекают. Это мое детище, я в него столько сил вложила, но даже штрихи спокойно выставить не могу, а ведь они очень важны. К тому же узнала я о показе в последний момент.

И всегда так и никак иначе, просто сумасшедшая жизнь! Конечно, я сама её выбрала, не могла сидеть дома, готовить и ухаживать за мужем. Не знаю, мне всегда мало места, мало воздуха, мне необходимо творчество. Наверное, я в папу: когда баян у него оказывался в руках, всё вокруг горело, все девки по нему с ума сходили. Да, бедная мама. Юре, конечно, со мной тоже не повезло, что тут говорить, я ещё та штучка. Он-то все хотел ближе к земле, учиться не давал, работать не давал, всё завтра.

Нельзя никого держать. Накапливается такой заряд, что потом сразу всё, взрыв, и уже не остановиться.

– Нина Ивановна, а льняные платья не пропускают, там, говорят, грудь видно.

Вера смотрит на меня и разводит руками.

– Ну, а что я могу сделать?! Борода им мешает, грудь мешает! Я им уже сказала, пусть на вешалках снимают мои модели, если им люди мешают! Весь план показа кувырком, уж не знаю, что осталось. Полный кавардак из-за них!