Как-то в здании Генштаба ВСРВ Руфус Филлипс заглянул в кабинет одного майора и с удивлением увидел, что его рабочий стол завален стопками книг. На вопрос, чем он занимается, офицер с гордостью ответил: «Я помогаю писать конституцию»[343]. Рядом с ним лежали конституции США, Франции и предыдущие версии вьетнамской конституции, если те заслуживали такого названия. Это поручение генерала Кханя, сказал он. Окончательный проект конституции был передан на рассмотрение в посольство США, которое поставило свою печать «Одобрено». Кхань заявил своим соратникам-генералам, не все из которых были согласны с подобным «политическим процессом», что так хотят американцы. Новая конституция вполне ожидаемо вызвала вспышку протестов со стороны буддистов и студентов. Когда Макс Тейлор отчитал Кханя, сказав тому, что политика так не делается, вьетнамец возмущенно возразил: разве американцы не хотели от него именно этого?

Руфус Филлипс резко раскритиковал политику США, стоявшую за этим эпизодом: «Сначала мы аккуратно и старательно, на протяжении почти десяти лет, помогали им [вьетнамцам] построить хрупкое здание новой государственности. А потом взяли и собственноручно его разрушили. Каждый новый генерал, приходя к власти, разгонял всех, кто находился там до него. В результате в руководстве страной оказались люди, которые ничего в политике не смыслили. Чем больше мы вмешивались в попытке компенсировать хаос, тем больше оттесняли от власти самих вьетнамцев. В конце концов мы решили, что выиграем войну, а потом вернем страну обратно вьетнамцам. Это нанесло смертельный удар по вьетнамской независимости… И стало ключевой картой, которую разыграли коммунисты»[344].

Министр обороны представил президенту доклад, который, что примечательно, был составлен еще до визита в Сайгон. В нем он изложил свое ви́дение целей США: «Мы стремимся к независимому некоммунистическому Южному Вьетнаму. Если мы не сможем достичь этой цели… почти вся Юго-Восточная Азия с большой долей вероятности подпадет под господство коммунистов». Доклад Макнамары лег в основу Меморандума о действиях NSAM288 Совета национальной безопасности, где подчеркивалась приверженность США указанным целям, которые, как предполагалось, могли быть достигнуты только путем применения военной силы, невзирая на отношение к этому вьетнамского народа. От сайгонской власти требовалось только одно: категорически отказаться от любых переговоров с Ханоем.

За закрытыми дверями Макнамара признавал, что во Вьетнаме царит «адский бардак»[345] и очередной переворот в Сайгоне может произойти в любой момент. Но и он, и президент отвергали абсолютистские решения — как полный уход, так и резкое обострение игры. Джонсон скептически относился и к идее бомбардировок Северного Вьетнама, считая, что этим многого не добиться. Таким образом, в первые месяцы предвыборной кампании 1964 г. президент и его министр обороны подчеркивали приверженность США поддержке некоммунистического режима, однако не хотели выходить за рамки небольших шагов в военных усилиях, чтобы не вызвать негативный отклик со стороны избирателей. К удивлению посла СССР Анатолия Добрынина, который 17 апреля впервые встретился с Джонсоном, тот упомянул о Вьетнаме лишь вскользь[346].

В следующем месяце вспышка боевых действий в Лаосе побудила Францию, Индию, Камбоджу и СССР призвать к повторному созыву Женевской конференции в формате 1962 г. США отклонили это предложение из опасений, что наряду с Лаосом может быть поднят вопрос о нейтралитета Вьетнама. Если бы они хотели уйти, такая конференция могла бы открыть им дверь. Аналитик министерства обороны Даниэль Эллсберг, впоследствии прославившийся тем, что передал прессе секретные документы Пентагона, касавшиеся войны во Вьетнаме и ее предыстории, считал, что «[1964 г.] стал последним, когда лояльный бюрократ мог бы счесть приемлемым для США просто взять и уйти, чтобы не наращивать потери»[347]. К началу следующего года США уже пережили так много неудач и унижений, как военных, так и политических, что уход был бы неизбежно воспринят мировым сообществом как признание поражения, чего не могла позволить себе ни одна американская администрация. Но в начале лета 1964 г. ситуация еще не была настолько безысходной.

Увиливание министра обороны — как рассматривали его позицию в Объединенном комитете начальников штабов — особенно раздражала Лемея и Грина, которые были убеждены, что простого продолжения текущих усилий недостаточно, чтобы переломить ситуацию, которая, с чем соглашались все, развивалась в пользу коммунистов. Генералов раздражала осторожность председателя комитета Тейлора, который боялся озвучивать президенту и министру обороны горькую правду, которую те не хотели слышать. В течение весны 1964 г. настроения в высшем военном руководстве становились все более мрачными. 27 марта военный советник президента генерал-майор Честер Клифт писал: «Ситуация представляется мне потенциально сложной — и даже опасной… Среди начальников штабов царит раскол»[348]. 18 мая Грин презрительно заметил: «Мы видим, как оба, Макнамара и Тейлор, неспешно возятся с планами действий». До президентских выборов оставалось еще несколько месяцев — слишком много, чтобы все это время продолжать проигрывать войну. Это мнение разделяли и некоторые журналисты, в том числе Хансон Болдуин, авторитетный военный редактор The New York Times, который выступал за бомбардировку Севера. Грин не только презирал гражданского министра обороны, но и считал, что начальникам штабов не дают возможности выполнять надлежащую роль ведущих военных советников главнокомандующего страны. Что бравые генералы Лемей и Грин, да и некоторые историки впоследствии, наивно упускали из виду, так это то, что во всех государствах во все времена профессиональные военные традиционно разочарованы политическим руководством, обвиняя его в недостатке решимости, но при этом не отдавая себе отчета в собственном недостатке мудрости.

17 мая ветеран Второй мировой войны и военный интеллектуал бригадный генерал Уильям Депью написал из Сайгона своей жене Мардж: «Пока я так и не понял, укрепляем ли мы свои позиции или теряем их. Ситуация действительно сложная. Существует ли здесь та самая „воля“, неизвестно»[349]. Неделю спустя он добавил: «Невероятно трудно сказать, чем обернется вся эта неразбериха. Если только не произойдет какого-либо чуда, мы увязнем еще глубже». К концу мая в Вашингтоне произошли большие подвижки: Макнамара обсудил с начальниками штабов план развертывания наземных сил США, а также поручил провести исследование целей для бомбардировки Северного Вьетнама, которое дало список из 94 объектов. Администрация признала, что, если только Ханой не пойдет на попятную, США будут вынуждены прибегнуть к одному из двух или даже к обоим планам действий: разведывательные полеты показывали увеличение активности на тропе Хо Ши Мина. Также была признана необходимость подготовить правовую основу для начала полномасштабного участия США в боевых действиях, которую генеральный прокурор Николас Катценбах назвал «функциональным эквивалентом объявления войны». В конце мая заместитель госсекретаря Уильям Банди подготовил проект резолюции конгресса, которая наделяла президента необходимыми полномочиями, чтобы принять решение о бомбардировке Северного Вьетнама или отправке войск, но документ был временно положен в стол: пока не было необходимости сходиться в лобовой атаке с несговорчивым сенатским «батальоном» во главе с Майком Мэнсфилдом и Уэйном Морсом.