Встревоженный подобным ходом событий, наместник короля решил ехать в Мадрид за помощью к королеве-матери. Она одна могла что-то предпринять при этих злополучных обстоятельствах. Дон Антонио Непомусено предпочел, чтобы председатель Большого совета Майорки маркиз де ла Партида, который предложил наместнику сопровождать его в поездке, остался в Сьютат. «Вдоем мы сильнее, чем по одиночке», – сказал Николау Гуал. Однако наместник короля попытался убедить его, что ему лучше остаться: если с острова уедут сразу оба самых важных представителя королевской власти, то могут начаться сильные беспорядки. К тому же курия воспримет их отъезд как бегство с поля боя или, что еще хуже, как свою победу над ними. Однако наместника короля все эти доводы смущали даже в меньшей степени, чем следующий факт: сопровождай его Николау Гуал, он неизбежно тут же поймет, что грядущий визит королевы матери на Майорку был чистой выдумкой дона Антонио. И уж тогда маркиз де ла Партида не простит ему обмана. Каждый раз при мысли о количестве денег, в которые ему обойдется приезд коронованной особы, он был на грани апоплексического удара. Особенно если учесть, что ее визит – на что бы там ни надеялся наместник короля – мало чему поможет. Однако же добиться во что бы то ни стало приезда королевы-матери было главным стремление маркиза де Борадильи, которое он ставил превыше всех требований, перечисленных в поданной королю записке.

В том же сером монашеском покрывале, в которое она облачилась через полчаса после смерти Филиппа IV и которое с тех пор ни разу больше не снимала, увядшая и постаревшая прежде времени, Ее Величество королева-мать приняла в один из майских вечеров в дворцовой зале для частных аудиенций сеньора наместника короля на Майорке. Борадильо, в своей галантности готовый поспорить с самым искушенным придворным Франции, отвесил ей столь торжественный и глубокий поклон, что чуть было не ударился носом об пол. У него хрустнуло правое колено, а затылок тут же онемел. Поскольку с тех пор, как маркиз жил на Майорке, необходимость в столь рискованных приветствиях отпала, то он потерял былой навык. «Не хватало только мне что-нибудь сломать, – подумал дон Антонио, стараясь превозмочь боль, но по-прежнему склонившись и ожидая, когда наконец правительница предложит ему встать. – Кажется, что с годами у нее вырос нос. Не нос, а гасильник для свечей! На Майорке решили бы, что она из Сежеля, – размышлял маркиз. – Конечно, если столько молиться и ездить по монастырям…»

Вместо камеристки королеву сопровождал священник. Это совсем не понравилось маркизу, однако он решил не обращать внимания на служителя церкви. Хотя Борадилья и нашел, что королева сильно подурнела, он все же позволил себе учтиво сделать ей комплимент, прежде чем просить о чем-либо. Маркиз не впрямую, но сильно преувеличивая, стал превозносить ее несравненную красоту, которая отпечаталась в самом сокровенном уголке его души, словно священная реликвия. Все идет неплохо, отметил про себя Антонио Непомусено, увидев довольную улыбку доньи Марианны. Хотя наместник короля не замечал у нее на руке подаренного им кольца с целебным камнем, которое она одно время носила, он не расценил это как плохой знак. Должно быть, ей стало лучше, и поэтому кольцо больше не нужно. Однако он справился о ее здоровье, прежде чем изложить причину своего приезда. Королева ответила с нарочитым смирением:

– Dios Nuestro Señor me favorece con achaques de mortificacion. Tú me diràs, Boradilla[138].

И Ее величество улыбнулась священнику, который, хотя и стоял чуть позади нее, казалось, дирижировал этой встречей.

Антонио Непомусено клюнул на слова монархини и, словно затверженный за время своего путешествия урок, выговорил следующее:

– Я прибыл просить, чтобы вы, Ваше Величество, соблаговолили посетить вверенный мне остров. Ваши подданные на Майорке просят почтить их вашим королевским присутствием. – Все это он произнес как можно более убедительным и проникновенным тоном.

– No prefieren a Su Majestad mi nuera?[139]

– Сеньора, говоря по правде, королева – это вы. Ее величество донья Мария Луиса Орлеанская, да хранит ее Господь, все же не одарила инфантом сеньора нашего короля.

«А как она могла его одарить, если до сих пор не потеряла девственности, бедняжка?» – подумал про себя маркиз. Его ход был верным. Марианна Австрийская улыбалась, восседая на троне, давая своим видом понять, что аудиенция не закончена. Она также не предлагала ему, по обыкновению, помолиться вместе, хотя и держала в руках молитвенник.

Но несмотря на все это Антонио Непомусео Сотомайор и Ампуэро, седьмой маркиз де Борадилья дель Монте, гранд Испании и маркиз консорт де Льюби, ушел от королевы-матери, так и не получив от нее согласия на посещение Майорки. Из речей Марианны Австрийской следовало, что ее совсем не прельщало долгое и нудное путешествие, способное лишь усилить ее мигрени, а посему она ответила, по сути, отказом. Однако сделала это так хитро – ну, конечно, она подумает о поездке, только чуть позднее, все станет ясно, когда она посоветуется со своим духовником, – что наместник короля рассудил, что это нет можно понять и как да, что снимало с его души груз вранья. Теперь, даже если визит королевы все же не состоится, никто не сможет обвинить маркиза в том, что он его просто-напросто выдумал. «Ее Величество приедет, – объявит он по возвращении на Майорку, – однако пока неизвестно, когда именно. Сроки нам сообщат прямо накануне ее визита. Королева-мать очень занята и не вполне здорова, а летняя жара и неудобства переезда не будут способствовать улучшению ее самочувствия».

Что же до прочих дел – процессов, начатых против тайных иудеев, и особенно непомерных конфискаций имущества, то здесь королева ничего не могла сказать, потому как в эти детали не вдавалась. Впрочем, если быть честной, то все, что ни делает святая церковь, ей кажется правильным. Священник одобрительно кивнул головой в ответ на сие заявление Ее Величества, и наместник короля почувствовал себя совершенно беззащитным. Марианна Австрийская, должно быть, заметила это и потому прибавила, что тем не менее направляет маркиза к своему сыну, Его Величеству Карлу II, ибо именно ему и была адресована записка наместника короля и председателя Большого совета Майорки.

Король принял маркиза через неделю после подачи прошения об аудиенции. Это был прекрасный знак. Однако, как дон Антонио и подозревал, встреча не оправдала его надежд. Карла II не сопровождал никто из его влиятельных советников. С ним, правда, были двое дворян из свиты, которых наместник никогда не брал в расчет, полагая их пустышками при дворе. И на сей раз он сильно раскаялся в этом. Они, конечно, не станут ему помогать и сподвигать короля на какую-нибудь милость в ответ на записку, о которой Его величество до сих пор не имел и понятия. Собственно говоря, последний факт ничего не менял. Если бы записка и дошла до короля, толку было бы мало, ведь монарх почти не умел читать и путем нечеловеческих усилий едва мог написать пару слов. «Господи, и как только он может править целым государством!» Борадильо даже стало жаль этого тщедушного юношу с бесцветными волосами и оттопыренной заячьей губой, по которой вот-вот потечет слюна. Нет, бедняжка нисколько не изменился. На длинном лошадинообразном лице монарха по-прежнему отсутствовало какое-либо осмысленное выражение, что заставляло всех с самого его детства задаваться вопросом, не является ли это его врожденным свойством. Его Величество король Испании, казалось, ничего не смыслил в государственных делах, как, впрочем, и во всех прочих. Карл II поинтересовался, давно ли маркиз вернулся из Индии, принадлежали ли земли, в коих он был наместником королевской власти, Новой Испании и счастливы ли жители острова, что они испанцы…