вновь истошно взвыло, оттого что кто-то посмел расшевелить кровоточащую рану.

Потом Киралейн освободил руки князя от вбитых в ладони караризских клиньев. Эктавиана осторожно опустили на землю, и Экталана зашептала, глотая слёзы, своё заклинание:

–Маяна кару, далегас кару, Экталана каринах эла!

Владыка открыл глаза, прошептал тихо:

– Вернулась, миэ данно… Как славно, что ты рядом, светлая моя!

– Прости меня! – от этих его слов Экталана заплакала.

Её переполняла любовь к отцу и сострадание к нему, и она уже не могла сдержать чувств. И то нечеловеческое, усталое и упрямое мужество, хладнокровие, с которым они шествовали по Эльфийской Долине, утопавшей в крови, словно морской волной смыло эмоциями, что давно уже рвались наружу, как птицы из клетки.

– Прости, что сразу не поняла, насколько ты был прав! Я подвела тебя, отец. Забыла о том, чему ты меня учил! Кровь на моих руках! Кровь, фато! Я хотела убить из мести. Из ненависти. Я ненавидела и хотела покарать твоего мучителя. О, как я его ненавидела! Я была готова погубить весь мир, утопить его в своей ярости!

– Теперь всё позади, – успокоил её Эктавиан, поднимаясь с земли.

Он обнял за плечи свою дочь и держал так, словно боялся выпустить и потерять её.

– Да, всё позади. И мы свободны. Свободны… чтобы уйти! – добавил эльф, глядя куда-то в пустоту.

– Владыка, твой народ ждёт тебя. Пора в путь! Веди нас, мой господин, туда, где нас ждёт Белый Корабль! – раздался голос Антина за его спиной.

Великий князь оглянулся.

Вокруг собрались последние из тех, кто выжил в этой бойне. Они стояли рядом – его друзья с бледными лицами, усталыми лицами, бесстрашными лицами. В глазах их сияла отвага и тоска – безграничная, высокая, как небо, тоска, ибо в этот миг они прощались навсегда с тем светлым миром, которому отдали так много.

Они были рядом: юная Экталана – последняя из рождённых в Элтлантисе, царственный Киралейн – первый и последний король-полукровка, лучезарный Лиарин – верный друг стольких лет, величественная и неукротимая королева Мара, светлая Кзаринэль, мудрый Антин, тихая Адриалия, сияющий золотом волос Ильстар, и многие, многие другие… Их глаза смотрели в ожидании на Великого князя.

– Значит, пора в путь, – провозгласил Эктавиан. – Ступайте на берег Серебряного моря! Я отправлюсь следом, только закончу ещё одно дело…

– Мы будем ждать тебя, Владыка, – с поклоном ответил Ильстар.

– Приходи скорее, Великий князь! – добавила Кзаринэль.

И эльфы стали таять как дым костра. Легко растворяясь в прохладной лесной тишине, оставляя в Эльфийской Долине лишь тела павших ринайградских рыцарей и их врагов.

Оставляя здесь своих одиноких правителей, которые всё ещё медлили, прежде чем сделать последний шаг, прежде чем оставить своё прошлое, в котором было столько тёмного и горького, но было и светлое, яркое, как звезда, неожиданно проглянувшая среди беспросветных туч безлунной ночью, оставить прошлое и войти в новый мир будущего – туманного, неизвестного, но наверняка ясного и солнечного…

Прощание с миром

Бледному озеру осенью

Снятся туманные сны

О белом весеннем острове,

Утонувшем в морской дали.

Бледного озера осенью

Зеркало, скрытое в тень,

Тихо глядит из просини

На умирающий день.

Бледное озеро осенью

Соединяет на миг

Жизни высокое небо

С гибелью сонной волны.

Э. Сёдергран

– Смотрите – оно плачет кровью! – воскликнула Экталана.

Раны в коре Кэнтрианэ походили на пустые глазницы, их них, как слёзы, сочился красный сок, и впрямь напоминавший кровь.

– Нужно исправить то, что сотворили люди, и излечить Древо Памяти! – распорядился Эктавиан.

Эльфы встали в круг, заключив стонущее Кэнтрианэ в кольцо.

Когда-то, в далёкие-далёкие времена, предшествующие Великой Битве, вот так же взывали эльфы к магии Кэнтрианэ…

Только тогда ещё правил Эльфийской Долиной князь Элиран со своей госпожой Лаяной, таинственной, как лунный свет, и рядом с Эктавианом стояла его звёздная жена, а Мара была просто беглой принцессой, даже не мечтавшей об эльфийском бессмертии, и Лиарин вдали от родины искал её след.

Теперь они стояли вокруг златого Кэнтрианэ, пытаясь усыпить его силу и спасти Мир, из которого уходили навсегда.

– Элиглари малигэ Айэло, Кэнтрианэ Тланти Ани айгиэло! – дивные слова слетали с языка Великого князя, легко и грозно разносились по притихшему Элтлантису.

Сияние вокруг эльфов стало ярче, пока не окутало каждого молочно-белым облаком, а потом с неба опустился яркий свет. Лучи, серебряные, как звёзды, золотые, как солнце, окутали крону дерева. Оно неистово содрогнулось, вязкий буро-красный сок перестал вытекать из его ран, и сами они вмиг затянулись свежей корой, оставив лишь почти неприметные шрамы. Вздрогнув ещё раз и осыпав землю у своих корней золотом вечной листвы, Кэнтрианэ умолкло, и белое сияние погасло.

– Вот и всё! – молвил со вздохом Великий князь – Пространства, времена, миры – всё вернулось на свои места, вспомнив свои границы. И теперь, когда равновесие мироздания восстановлено, можно отправляться в наш последний путь.

– Отец, – нерешительно начала Экталана, – ты обещал мне всегда, что мы уйдём за Море вместе, рука об руку. Но теперь я прошу тебя, ступай один, веди наш народ! Ты нужен ему. А я остаюсь…

– Что? – в один голос воскликнули Эктавиан и Киралейн.

– Что такое ты говоришь?

– Пойми, фато! Руки мои в крови! Я не могу простить себя за то, что поддалась злу, поддалась ненависти. Я не заслужила Благословенного Края, – покачала головой Экталана.

– Мы все не безупречны, – возразил Эктавиан. – Прости себя, и уйдём вместе! Я не оставлю тебя здесь, в этом скорбном месте, залитом кровью Элдинэ. Нас ждёт Элинэль, и многие другие. Что ещё держит тебе здесь? Уйдём, прошу тебя! Я обещал тебе и не нарушу своего слова.

– Я снимаю с тебя твой обет и отпускаю, отец! И ты отпусти меня и ступай без тоски и печали! Я приду следом – тебе не придётся ждать меня долго. Но теперь ещё не настал тот миг. Я пришла в этот мир последней из эльфов, последней и уйду. Я должна примириться со своей совестью, отец. Я должна почувствовать, что готова войти в запредельный мир предков. Разлука не будет долгой. Я приду вскоре, и больше мы никогда не расстанемся. Но пока я должна остаться здесь, в этом лесу. Чувствую, что должна. Нельзя бросить его вот так, всем сразу. К