Я коротко рассказала ему о том, как нашла свой дневник, о проклятии, и о том, что собираюсь делать. Он выслушал очень внимательно, ни разу не перебив, смотрел при этом куда-то поверх живой зеленой изгороди. Когда я замолчала, он произнес:

– А почему ты решила, что это проклятье?

– Ну-у-у… – протянула я, сделав неопределенный взмах рукой.

– Понимаешь, Джекки, чтобы на свет мог появиться один медиум, должны безвременно скончаться и отдать новорожденному свою неистраченную энергию несколько человек. Обычно это кровные родственники. Чтобы открыть в себе способность ВИДЕТЬ по-настоящему, медиуму нужно пережить много бед и пролить много слез. Слезы промывают наше внутреннее зрение.

Я едва могла сдержать смех.

– Ты хочешь сказать, что я медиум?!

Шен, напротив, был очень серьезен. Мне пришлось спрятать улыбку.

– Я не говорю, что ты медиум, я говорю, что кто-то в вашей семье рожден, чтобы быть медиумом. Возможно, конечно, и ты. Ведь интуиция у тебя – высочайшего уровня. Беды вашей семьи – не проклятье, Джекки. Это – предназначение. Судьба. Ваше прошлое пытается до вас достучаться, пытается позвать на помощь. Те, кто не нашел в себе достаточных сил помочь – ушли, чтобы энергию жизни передать дальше. Когда этой энергии накопится достаточно много – ею можно воспользоваться.

– Нет, это фантастика какая-то! – ответила я.

– Ты только что очень искренне верила, что видела призрак своей пра-пра-какой-то бабушки, верила, что это она спасла вас с сестрой, верила, что можно позволить призраку встретиться с её умершей дочерью, и верила в мифическое проклятие. А когда я сообщаю тебе вполне научно доказанные факты – ты смеешься.

Я уже не смеялась. Он говорил такое, что я, как будто бы, знала всю жизнь. Знала подсознательно.

– И что же мне делать? – бессильно спросила я. – Купить хрустальный шар?

– Хрустальный шар бесполезен в руках обычного человека. В руках медиума – бесполезен тоже, медиум видит внутренним взором. Шар необходим только шарлатанам.

– Шен, я хочу вернуть свои воспоминания! Я уверена, что как только прошлое обретет покой, я вспомню себя!

– Зачем тебе твои воспоминания? – вдруг спросил он.

– Я… хочу знать, кто я, зачем я, почему я. Я хочу найти объяснение своей жизни!

– Ты уже нашла объяснение! – возразил Шен. – Разве не понимаешь?

Я не нашла, что ответить. Ещё несколько часов назад я была уверена, что, вспомнив прошлое, я найду покой и безмятежность, что моя жизнь потечет прямо и уверенно. Но разве не случилось это тогда, когда я обрела семью в лице Стива? Разве Анна не счастлива рядом со мной?

– Я хочу, чтобы все встало на свои места, – твердо ответила я. – Пусть мать встретится со своей дочерью, пусть Анна перестанет бояться внезапных расставаний со мной, пусть прекратятся мои и её кошмары по ночам! Пусть будет так, как должно быть!

Последнюю фразу я почти выкрикнула.

И тогда Шен первый раз за все время, что я его знаю, рассмеялся в полный голос, запрокинув голову. Я смотрела на него и не понимала, что смешного было в моих словах.

– Шен! – крикнула я с обидой.

– Нет, не обижайся, – проговорил он, с трудом останавливаясь. – Пожалуйста, не обижайся! Просто за несколько минут ты сама поняла смысл человеческого существования, который философы ищут миллионы лет!

– Шен…

– Прости, Джекки, – он стал вновь серьезен. – Чем же я могу помочь тебе?

– Мне нужен твой талант общения с потусторонним миром, – сказала я. – Я хочу поговорить с призраком. Ты ведь умеешь вызывать призраков!

– Ты знаешь, Джекки, я давно вышел из того возраста, когда с помощью конфетки вызывают гномиков, или, закрываясь в ванной, воображают, что видят Пиковую Даму.

– В университете ты говорил другое…

– Я был глуп и слеп.

Он отломил веточку туи, сунул её в рот и решительно встал. О, мысленно простонала я, не уходи же…

– Шен, если бы могла сама…

– Все это могут, – оборвал он достаточно резко. – Только стараются влезть на шею другим и так ездить всю жизнь.

Вот тут я обиделась по-настоящему.

Почему, собственно, я сажусь на шею? В университете все наши вечеринки заканчивались одинаково: изрядно нализавшись спиртного, студенты притаскивали какой-нибудь большой круглый стол из аудитории, рассаживались вокруг него, держась за руки, а король вечера Шен Ли, потомственный ясновидящий (как он сам про себя говорил в те дни) проделывал над столом пасы руками, жег свечи и таинственные травы, шептал, а потом предсказывал нам будущее. Иногда мы вызывали и духов, но удовольствия нам это не доставляло: едва стол начинал подрагивать, мы с визгом вскакивали и разбегались. Кстати, Шен предсказывал мне и мое будущее: до сих пор ни одно предсказание не сбылось. Я думаю, что он сильно лукавил, описывая хрустальные дворцы у моих ног и великую славу удачливого журналиста, которую он, якобы, видел в огне ритуальной свечи.

Это сам Шен говорил, что общение с духами возвышает над мелочами и наполняет мудростью. Это сам Шен говорил, что двери в другой мир открыты всегда, но люди их не видят. Теперь же, когда его талант особенно нужен, он пытается увильнуть от разговора.

– Хорошо, Шен, – покорно сказала я. – Тогда научи меня.

– Что? – изумленно обернулся он.

– Научи меня видеть двери в мир призраков. Ты ведь говоришь, что это могут все. Так обучи меня этой премудрости.

– И сколько же свободного времени у тебя есть?

– Я думаю, сутки. Потом мне нужно возвращаться.

– За сутки ты рассчитываешь научиться тому, чему люди учатся всю жизнь?

– У меня есть энергия моих предков. Твои слова?

Он попался. И поняв это, сдался. Несколько мгновений он внимательно изучал меня взглядом, продолжая жевать веточку туи. Потом вздохнул и произнес:

– Бак в машине полный?

– Под завязку! – радостно доложила я, козырнув.

– Тогда едем в замок Орвик.

Я позвонила Анне и попросила её срочно ехать в Орвик. Мне хотелось, чтобы в ответственный момент я могла заручиться поддержкой сестры.

Мы с Шеном приехали первыми, разумеется. Как ни крути, а машина, летящая по шоссе, все же движется быстрее, чем поезд.

Я была в замке второй раз в жизни. Первый раз сюда меня привозили родители, но этого я не помнила.

Сейчас же замок поразил меня своей изящной стройностью. Тонкие шпили башен, каменное кружево балконов и благородные линии основных построек – это придавало старинному строению легкость и невесомость. Казалось, он был способен оторваться от земли и взмыть в хрустально-прозрачное небо.

Словом, он был великолепен.