большевика, наркома труда Василия Шмидта, который мог оказать им действенную помощь в рамках своей политики поддержки «спецов», могущих принести пользу честным трудом на благо новой власти51. Александр Лурия вспоминал, что организаторов Общества поддерживали «Радек и ряд других»; впрочем, он говорил это в начале 70-х, когда упоминание фамилий этих «других» все еще было невозможно52. Наиболее серьезной фигурой, стоявшей за событиями, был Лев Троцкий, имевший специальные причины для поддержки психоанализа (см. гл. VII).

Благодаря своим высоким покровителям Психоаналитический институт получил в свое распоряжение замечательное помещение – особняк Рябушинского на Малой Никитской. Ученый секретарь института Александр Лурия, которому был 21 год, получил, по его словам, «великолепный кабинет, оклеенный шелковыми обоями, и страшно торжественно заседал в этом кабинете, устраивая раз в две недели, кажется, заседания психоаналитического общества»53. Потом этот дом был передан Максиму Горькому; сейчас там находится его музей.

Казанский инцидент

В 1923 году «Международный журнал психоанализа», выходивший под редакцией Эрнеста Джонса, публикует информацию «Казанское психоаналитическое общество», помещенную наравне со сведениями о работе Венского, Британского, Берлинского и других хорошо известных обществ. Информация из Казани содержит список 14 членов Общества, примерно совпадающий с более ранним списком, найденным нами в архиве Лурии, еще один список семи почетных членов (все – казанские врачи) и протоколы заседаний в Казани в 1922–1923 годах. Одновременно в раздел «Психоаналитическое движение», содержащий информацию о событиях в странах, где общества еще не были официально учреждены, – во Франции, Швейцарии и т. д., – Джонс включил отчет о России. На деле здесь речь идет о Москве54.

Заявление о приеме Русского психоаналитического общества в Международную ассоциацию, поданное на VII Конгрессе ассоциации в Берлине (25–27 сентября 1922), вызвало споры55. Президент ассоциации Эрнест Джонс, готовивший конгресс, предложил принять в члены только что образованное Индийское психоаналитическое общество, а заявку Русского общества отложить. Вмешался сам Фрейд (это был последний конгресс, на котором он присутствовал). Сказав, что он в курсе дела, он предложил все же Русское общество принять. Однако взял слово Дуглас Брайан, бывший заместителем Джонса, когда тот занимал пост президента в Британском обществе. Он заявил, что принятие Русского общества невозможно исключительно по формальной причине (Центральной дирекции не был вовремя представлен устав Русского общества). Фрейд был вынужден согласиться, но заявил, что «рекомендует Конгрессу разрешить Центральной дирекции принять московскую группу, как только необходимые условия будут выполнены». Это предложение было принято.

После этого Джонс поднял новый вопрос. Он предложил изменить устав Международной ассоциации таким образом, чтобы она получила право напрямую присоединять местные группы, существующие в странах – членах ассоциации. Фрейд уточнил, что эта процедура должна применяться лишь к небольшим местным группам, после чего поправка прошла единогласно. В ходе дискуссии выступила член Венского и Швейцарского обществ Сабина Шпильрейн, высказав неизвестные нам, к сожалению, суждения о применимости данной поправки к взаимоотношениям групп в России. Речь могла идти только о конкуренции между московской группой психоаналитиков, которую поддерживал Фрейд, и казанской группой, которой помогал Джонс. Компромисс, с точки зрения высшего руководства, достигался известным путем – предоставлением Казани некоего суверенитета.

По-видимому, именно сложившееся положение было одной из главных задач визита Отто и Веры Шмидт к Фрейду и Абрахаму осенью 1923 года56. Абрахам был секретарем Международной ассоциации, поддержка его и Фрейда могла перевесить сопротивление президента Джонса. Действительно, после переговоров журнал Международной ассоциации сообщает о решении Джонса временно, с последующим утверждением на конгрессе, принять в ассоциацию Московское общество. Зальцбургский конгресс в апреле 1924 года подтвердил это решение.

А перед отъездом Шмидтов состоялись переговоры руководителей московской и казанской групп. Результатом было следующее решение, принятое в Казани 4 сентября: «В целях концентрации психоаналитического движения в России представляется желательным вхождение членов Казанского психоаналитического общества во Всероссийский психоаналитический союз с центром в Москве. В настоящее время согласован вопрос о переезде в Москву А. Р. Лурии, докторов Б. Д. Фридмана и Р. А. Авербух»57. Лурия сразу же избирается секретарем Русского общества.

Стоит отметить, что даже в 1957 году, составляя справочный аппарат к своей трехтомной биографии Фрейда, Джонс продолжал рассматривать Казанское общество как независимое подразделение Международной ассоциации. Похоже, что торможение Джонсом вопроса о принятии Русского общества и неизвестные нам противоречия его по этому поводу с Фрейдом объясняются его особой заинтересованностью в судьбе Казанского общества. Понимая необходимость в конце концов уступить требованиям России, он выговаривает право принятия и «местных групп», то есть Казанского общества наравне с Русским. Разыгрывая не вполне понятную политическую игру, Джонс получает на это решение согласие Фрейда. Озадаченные московские организаторы, располагавшие огромными возможностями внутри страны, предпочли решить международную ситуацию, попросту переведя Лурию с его людьми в Москву. Проблема перестала существовать вместе с самим Казанским кружком. Можно даже подумать, что двадцатилетний Лурия и вел к этому всю интригу. Интересно еще, что в своих последующих официальных отчетах в должности секретаря Русского общества Лурия, не желая вспоминать эту историю, утверждал, что общество сразу же было признано международным психоаналитическим движением.

Три организации советских аналитиков

Один из психоневрологов бехтеревской школы, которые были убежденными противниками психоанализа, Михаил Аствацатуров, писал в 1924 году, что «последователи фрейдовского учения составляют особую касту с отдельными журналами и отдельными съездами»58. Списки членов Русского психоаналитического общества несколько раз публиковались журналом Международной ассоциации. Список, опубликованный в 1924 году, состоял из знакомых нам членов-учредителей, к которым прибавились осенью 1923 года Сабина Шпильрейн и три казанских психоаналитика во главе с Александром Лурией59. В списке, переданном в Международную ассоциацию шестью годами позже, не было большей части прежних искусствоведов и писателей, но в него вошли теперь фамилии, которые сыграют в будущем выдающуюся роль в советской науке: Лев Выготский, завоевавший мировое признание своими работами по теории мышления, и Николай Бернштейн, будущий создатель «физиологии активности»60.

Деятельность Русского психоаналитического общества пересекалась с двумя другими организациями аналитиков: Государственным психоаналитическим институтом и Детским домом-лабораторией. Очевидно, что все три организации существовали благодаря активности одной и той же группы. Директором института и президентом общества до 1924 года был Иван Ермаков. Большую роль в обоих играл Моисей Вульф, руководивший медицинской секцией Общества (а потом сменивший Ермакова на посту его президента) и диспансерным приемом в институте. Секретарем Общества и ученым секретарем института был Александр Лурия. Руководство Детским домом-лабораторией тоже осуществлялось Ермаковым, но реально как за научную, так и за практическую работу отвечала Вера Шмидт. Ее муж издавал в руководимом им Государственном издательстве многотомную «Психологическую