и психоаналитическую библиотеку», составление и редактирование которой было делом жизни того же Ивана Ермакова.

Эта группа сложилась довольно рано, во всяком случае до 1921 года, и в этом компактном виде просуществовала примерно пять-шесть лет. Она имела широкие интеллектуальные и политические контакты, но новые люди в эту группу лидеров так и не вошли. Удивительным примером в этом смысле является появление в ней и быстрое исчезновение Сабины Шпильрейн. Приехав в Москву в 1923 году, на что ее, как мы помним, благословил сам Фрейд, Сабина Николаевна с энтузиазмом пыталась включиться в работу. В учебном плане института61 значился ее курс лекций, семинарий по детскому психоанализу, практикум с учениками (то есть учебные анализы) и еще амбулаторный прием вместе с ее новым ассистентом, доктором Б. Фридманом. Если что-то из этого осуществилось, то ненадолго: вскоре Шпильрейн уехала из Москвы в Ростов-на-Дону, где ее ждало тяжелое будущее (см. гл. V). Все три психоаналитические организации не смогли удержать человека, равного которому по квалификации в России не было.

В 1923 году, сообщал «Международный журнал психоанализа»62, в России был сформирован комитет, функцией которого была координация действий института и Общества. Президентом комитета стал Иван Ермаков, вице-президентом Отто Шмидт, секретарем Александр Лурия и членами – Сабина Шпильрейн и Моисей Вульф. Этот орган, включавший, за исключением Шмидта, действительно компетентных аналитиков, более, к сожалению, в документах не фигурирует.

В архиве Ивана Ермакова находятся два варианта плана работы Государственного психоаналитического института на 1923 год, анализ которых позволяет ответить на многие неясные вопросы. Психоаналитический институт характеризуется как резиденция Психоаналитического общества, место его собраний «как организационных, так и пропагандистских». «Идейное руководство остается за Обществом». В институте предполагалось организовать пять подразделений: Детский дом-лабораторию, амбулаторию, клинику, психологическую лабораторию и библиотеку. Ермаков и Вульф вместе собирались читать курс по общему психоанализу; кроме того, Ермаков планировал особый курс по приложению психоанализа к педагогике. Из одиннадцати планировавшихся Институтом семинаров десять должны были иметь художественно-педагогическую направленность. В руководстве ими были по несколько раз задействованы те же лица, но встречаются и новые имена: предполагалось, что семинар «Музыка у детей» будет вести Надежда Брюсова. Начальник Главного управления социального воспитания Наркомпроса Г. П. Вейсберг брался за семинар по организации детского коллектива. Исключением был семинар Вульфа по психотерапевтическому применению психоанализа. Кроме семинаров, в институте проводились заседания Педагогической секции Общества совместно с Детской опытной станцией Шацкого и заседания литературной секции с участием Воронского.

В другом, более коротком варианте плана мы встречаем несколько иной набор лиц. Первым номером здесь стоит Сабина Шпильрейн: консультации и психоанализ детского возраста, научный анализ (амбулатория, консультация, курс лекций). Далее идут Вульф, Ермаков, Александр Лурия, за которым, видимо, были закреплены научно-литературные функции («психологическая система психоанализа – литературные обзоры; психологическая лаборатория»), и два менее известных сотрудника из Казани – Борис Фридман и Роза Авербух. Список замыкала совсем незнакомая нам фамилия А. Белоусова, рядом с которой скромно написано: медицинский психоанализ.

Между Львом Троцким и Васей Сталиным

Своеобразием ситуации в России была необыкновенная близость советских психоаналитиков к верховной власти. Эта близость видна во множестве пересечений Русского психоаналитического общества с составом высших органов власти, а также в сходстве самых своеобразных их высказываний с доминирующей линией идеологических исканий. Такая близость психоаналитиов к власти более нигде и никогда не встречалась и представляет собой, пожалуй, самую яркую особенность российского анализа 1920-х годов. Эта близость сказалась даже в таком начинании московских аналитиков, как Психоаналитический детский дом-лаборатория, которым фактически руководила Вера Шмидт.

Педагог по образованию, она не имела, видимо, аналитической подготовки. Тем не менее ее публикации в международных психоаналитических журналах получали высокие оценки коллег за рубежом. Они были посвящены методам и опыту работы Детского дома-лаборатории, а также монографическому описанию развития сына Шмидтов, Алика. Считается, что этими работами интересовались Анна Фрейд и Мари Бонапарт. Вильгельм Райх, впрочем, отмечал «полускептическое, полувраждебное отношение» руководства Международной психоаналитической ассоциации к опыту Веры Шмидт63.

Помимо книги Веры Шмидт и регулярных отчетов Александра Лурии, публиковавшихся Международной ассоциацией психоанализа, мы располагаем рядом архивных документов, касающихся работы психоаналитического детского дома. Это рукописный черновик подробного отчета Ермакова под названием «Психоаналитический институт-лаборатория „Международная солидарность“ с изложением истории его создания, источников финансирования, „особенностей педагогического подхода“ и планов научной работы». Текст не датирован, но предположительно его можно отнести к 1923 году64. Кроме того, это учредительные документы института, анкетные листки его сотрудников, отчеты комиссий Наркомпроса по проверке деятельности Детского дома, постановления научно-педагогической секции и Государственного ученого совета Наркомпроса по этим проверкам и связанная с ними переписка65. Некоторые подробности имеются также в неопубликованных воспоминаниях Александра Лурии и в информации (идущей, вероятнее всего, от Моисея Вульфа), опубликованной Жаном Марти.

Детский дом-лаборатория был открыт в августе 1921 года в особняке на Малой Никитской, на втором этаже того же здания, где находился Государственный психоаналитический институт. Организационно его место в запутанной структуре Наркомпроса с самого начала было проблемой. Согласно отчету Ермакова, сначала он был открыт при Академическом центре, которому, наряду с Главнаукой, были подчинены научные институты. Потом он был передан Главному управлению социального воспитания (Главсоцвос), при котором состояли детские дома. «И наконец, в особом заседании Нарком просвещения постановил сохранить Институт при Академическом центре, где он состоит в настоящее время». Таким образом, он фактически рассматривался как научно-исследовательский институт. В формальном плане, а скорее всего и по существу дела, Государственный психоаналитический институт и Детский дом-лаборатория были одной и той же организацией. Ермаков иногда именует ее Психоаналитическим институтом-лабораторией.

Однако от Академического центра институт денег не получал. Его финансировали, по отчету Ермакова, «частично», как «шефы», три советские организации: Главсоцвос, Наркомат продовольствия и Госиздат, причем последний отчислял институту некоторый процент прибыли от издаваемой им «Психологической и психоаналитической библиотеки». И институт, и Детский дом-лаборатория испытывали финансовые и продовольственные трудности. В марте 1922 года их посетил представитель Союза германских работников ума и рук «Унион» товарищ Витт. «Заинтересовавшись идейно работой института» и проведя переговоры с представителями Коминтерна, ГУСа и Союза русских горнорабочих, он «принял как уполномоченный союза «Унион» шефство над детским домом». После этого психоаналитическое учреждение и получило название «Международная солидарность»66. Персонал его состоял из штатного директора, восьми руководителей с педагогическим стажем и «работников, которые не смогли войти в штат „вследствие бывших сокращений“». К последним относился, в частности, Моисей Вульф.

В «идейной» части Ермаков акцентирует «успехи нового направления психологии, порвавшего всякую связь с прежними идеалистическими течениями», и ставит научную задачу «методических наблюдений в