– Расскажи, расскажи, Семушка! – выдохнула Мария Михайловна. – Это как-то связано с золотом из подвалов Купеческого банка? Ну, хоть намекни, Семушка: много ли его у нас там?

Семенов снова закурил, ломая спички. Выпустив пару клубов дыма, признался:

– Во-первых, милая, то золото не мое и тем паче не твое. Его предназначение – на великое дело будущего, а не на твои шпильки-чулочки. Так что и интересоваться тебе этими сокровищами не к чему. Во-вторых, непосредственно с золотом планируемый рейд Бангерского не связан. Но отношение к нему имеет прямое, не скрою. И все! Больше ничего сказать не могу! Потом, лапушка! Все потом! Вот ты спрашиваешь – когда собираться? Дельный вопрос! Вот это я скажу: тебе – прямо сейчас!

– А ты? Ты что – бросаешь меня, Семушка? Ты меня бросаешь? – губки атаманши задрожали.

– Что ты, милая! Что ты! Куда я без тебя? Просто… Просто мы временно расстаемся. Я тебе и поезд уже приготовил. Поедешь с комфортом, с надежной охраной! Целый батальон сопровождения отдаю, цени!

– А куда? Куда мне ехать?

– Сначала до Владивостока. Там тебя встретят люди японского командующего Ооя. Посадят на пароход до Иокогамы. Там немного погодя и встретимся, голубушка!

– Господи, Семушка, а ты? Опять воевать тут станешь? Котик, я боюсь!

– Не-ет, воевать я больше не стану, – криво улыбнулся атаман. – Во всяком случае, в обозримом будущем. Просто нам вместе ехать нельзя, понимаешь? Ну, иди, иди, родная! И смотри: никому про свой отъезд! Собирай свои чулочки-подвязки, а вечером я Торчинского с командой для твоих сундуков пришлю – и поедешь с Богом! Иди, иди! И генералу Нацвалову скажи – он в приемной дожидается, пока мы с тобой милуемся – пусть сразу же заходит!

Не успела мадам прошуршать платьем к двойной двери, как на пороге возник начальник штаба Особого маньчжурского отряда генерал Нацвалов.

– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! – Он щелкнул каблуками надраенных до зеркального блеска сапог. – Вызывали-с?

– Вызывал, вызывал, – Семенов с досадой бросил затрещавшую папиросу, закурил новую. – Ты вот что, брат Николай Георгиевич… Собери-ка мне моих казачков из личной гвардии. Тех самых, избранных. Всех до одного!

– Семен Михалыч, так ведь на постах гвардейцы наши! Что, снять прикажете?

– Снять, коли не понял! Замени временно, ежели что. Разговор у меня с ними будет небольшой, но крайне важный! Через полчаса, в подвале штаба, понятно? И караул офицерский поставь у дверей на время того разговора. Ясно?

– Так точно, ваше высокопревосходительство! Разрешите выполнять?

– Погоди, Николай Георгиевич! – Семенов походил по комнате, держась рукой за подбородок. – Вот что, голубчик… К одиннадцати ноль-ноль генерала Бангерского вызови. Только так… Без лишнего шума, понял? Ко мне, сюда…

– Разрешите выполнять?

– Теперь дозволяю, ступай…

* * *

Ровно через полчаса, побрившись и застегнув мундир на все пуговицы, Семенов в сопровождении адъютанта тяжело спустился по вытертым от древности каменным ступеням в подвал старого купеческого особняка. Приостановившись возле вытянувшегося в струнку караула, сделал знак адъютанту остаться тут. Тронув пальцем усы, лихо заломил барсучью папаху, широко перекрестился и шагнул в дверь, плотно прикрыл ее за собой. Вольно сидящие – кто на стульях, кто на столах – десятка два скуластых казаков обернулись на шум в дверях, повскакивали с мест, оправляясь и одергивая гимнастерки.

– Здорово, братцы-казаки! – рявкнул атаман.

В ответ раздался нестройный хор приветствий:

– Здравия желаем, господин атаман!

– Ваше высокопревосходительство…

Семенов сорвал папаху, шмякнул ею о ближайший стол, отчего в воздух поднялась туча пыли:

– Не засиделись без настоящего дела, братцы?

И снова разноголосица в ответ:

– Мхом поросли, ваше высокопревосходительство…

– А чё? Солдат спить, а служба идеть…

– Так точно, засиделись, атаман!

Семенов покивал головой:

– Засиделись, засиделись, чувствую! А и я с вами бока облежал, братцы, честно признаюсь: под такой лихой да надежной охраной покойно спится!

Атаман, пошутив, первым же раскатился заливистым смехом. За ним вразнобой рассмеялись казаки.

Перестав смеяться, Семенов присел на краешек стола, махнул рукой казакам:

– Потехе час, а делу время, братцы! Садитесь, прошу покорно! Садитесь, говорю, без стеснения: думу будем думать! И курить дозволяю, братцы. Закуривайте!

Атаман раскрыл коробку «Атаманских», протянул ее вперед:

– Не стесняйтесь, братцы, закуривайте нашенского табачку!

Коробка вмиг опустела. Кому не хватило, полез за кисетами с самосадом. Через пару минут под низкими сводами поплыли густые клубы дыма. Выждав еще минуту, Семенов заговорил:

– Вот я и говорю, братцы: засиделись мы в Чите! Пора бы и по домам – женки, детишки, поди, заждались? На стариков-родителев поглядеть, наверное, охота? Все вам будет, братцы! Только допрежь надо сделать одно важное дело! Я, атаман Семенов, вас об этом прошу! – Он гулко стукнул кулаком себя в грудь.

Казаки снова зашумели:

– Говори, чего надо исделать, атаман!

– Сам знаешь: мы за тебя в огонь и в воду…

– Не проси, а приказывай, ваше высокоблагородие!

Семенов покивал с улыбкой, потом улыбку словно стер:

– Долго балакать не стану, братцы. Время трудное ныне, сами знаете. Японцы, союзники наши в святой борьбе, уходят скоро. Краснозадые силу набирают, со всех сторон обкладывают. И с западу эшелоны гонят, и партизаны дальневосточные с востока прут… Можно, конечно, устроить им всем встречу, помахать шашечками. Показать, как казаки умирать могут – гордо, с улыбкой! Верно говорю, братцы?

Казаки снова загалдели, застучали себя в грудь кулаками, демонстрируя намерения показать удаль лихих рубак.

Атаман сделал вид, что смахивает слезу:

– Спасибо, братцы! Иного ответа и не ждал! – соскочив со стола, низко поклонился своему воинству. – Только вот я как думаю, братцы: рано нам с вами еще умирать! Дел впереди – не перечесть. Передых нам нужен – землю попахать, с девками полюбиться, со стариками песни попеть…

– Где ж тут передых, атаман?

– Заместо бабы шашку рядом на ночь кладем…

– Ти-ха! – пристукнул ладонью Семенов. – Слушай сюда, братцы! Все у вас будет, братцы: и наделы необъятные, и бабы под бочком горячие! Я про что говорю вам: выждать маленько надо. У Совдепии сила сейчас – не спорю! Но Совдепия эта, будь она трижды неладна, сама себя похоронит, верьте слову атамана! Придут сюда красноперые не одни, а со своими порядками. Казачество как класс изведут, хрестьянами исделают… Продразверстки, опять-таки, чекисты кровожадные нагрянут… Поглядит на новые порядки народ – и репу зачешет, спросит: на што нам такое?! И поднимутся здешние партизаны, здешние казачки против новой власти поганой – только с чем им подыматься-то?