военному аппарату в Германии были противопоставлены идеи свободы и равенства, принципы конституции и новый политический порядок. Идеал политически гомогенной и суверенной нации был явно более привлекательным, чем действительность многонациональной империи с ее феодально-сословным плюрализмом. И все же искра Французской революции не разожгла пламени революции немецкой. В Старой империи ситуация так и не достигла того напряжения, при котором мог бы реализоваться революционный потенциал.

Немецкое дворянство слишком прочно было связано с управлением, армией, дипломатией — короче, с государственной службой и придворной жизнью. К тому же в сфере местного господства положению дворянства обеспечивалась такая надежность, что у него не было повода поддерживать враждебные монархии силы. Городское бюргерство в большинстве своем было архиконсервативным, жители в городах Восточной Германии привыкли к зависимости. С 1789 г. в разных городах — в Боппарде, Трире, Кобленце, Кёльне и Ахене — вспыхивали волнения, но сотни и сотни городов оставались спокойными. Мелкая буржуазия играла в политике минимальную роль. Немногочисленные западногерманские «капиталисты» представляли собой все что угодно, кроме политически опасных личностей.

Что касается немецких якобинцев (намного лучше большинству из них подошло бы название «республиканцы»), то так называли представителей разных левых движений — от умеренных сторонников конституционной монархии до поборников республиканизма. Это были крохотные гетерогенные группы. Всех их связывало недовольство старым порядком. Некоторые горячие головы призывали к революции, но они образовывали ничтожную часть внутри и без того немногочисленного меньшинства.

Вероятно, Париж не смог бы завершить исторический разрыв с феодализмом без охвативших всю Францию восстаний крестьянства, как и большевикам без крестьянской революции едва ли так быстро удалось бы свержение царизма. Локальные крестьянские волнения после 1790 г. вспыхивали и в ряде германских земель. От Рейнланда до Мекленбурга, от Саксонии до Силезии бунтовало сельское население, вдохновляемое на борьбу за «доброе старое право» известиями о французских событиях. Широкого распространения эти движения не получили, но местами складывалась весьма напряженная ситуация. Так было, например, в Саксонии, где войска кроваво подавили восстание примерно 10 тыс. крестьян, и в Силезии. В правовом отношении западноэльбские и южногерманские крестьяне находились в лучшем положении, чем французские: 90% из них являлись владельцами дворов, во Франции таковыми были всего лишь 35%. Существенным фактором была и многовековая, религиозно закрепленная верноподданическая немецкая ментальность, ставшая преградой для проявления открытого неповиновения. Наконец, низшие городские слои в Германии были еще далеки от желания политических конфликтов. Мелкий, пусть и бедный, бюргер в большинстве немецких городов — а это были маленькие городки — чувствовал себя пока вполне уверенно.

Таким образом, в конце 80-х гг. XVIII в. в империи существовал довольно слабый революционный потенциал по сравнению с Францией. В крупных немецких государствах с попытками революционных выступлений властям удалось справиться. Не смотря на потерю доверия к монархии и ее политический кризис, в германских государствах структуры управления, церкви, армии, университетов и сама старая идеология устояли и после 1789 г.

Часть третья.

Бурный XIX век

Глава шестая.

Германия разводит пары (1815–1849)

Облик эпохи

Эпоха немецкой истории от Венского конгресса до создания новой Германской империи состоит из трех периодов — реставрации, революции, реакции. Это была эпоха противоречий и конфликтов, переворотов во многих сферах общественной жизни. Это было время идиллий и репрессий, открытого противоборства и компромиссов, уютного бюргерского бидермейера и баррикад на улицах немецких городов, почтовых карет и дымящих паровозов, тянувших Германию в царство машинного Молоха.

Начало эпохи проходило под определяющим влиянием Священного союза, зорко охранявшего реставрированный европейский порядок от любых революционных выступлений. Не сбылись надежды многих немцев на создание свободного, единого национального государства. Вместо него был создан рыхлый и аморфный Германский союз, ведущую роль в котором играла Австрия и который был послушным орудием Священного союза. Свою главную задачу германские правители усматривали в подавлении любых устремлений к свободе. Пресса и публицистика подвергались жесточайшей цензуре, университеты находились под контролем, политическая деятельность была почти невозможной. При этом среди возвращавшихся домой солдат, воевавших с Наполеоном, быстро распространялись настроения горечи и разочарования; бурлили новыми идеями студенческие аудитории, повсеместно создавались земляческие корпорации студентов, выступавших против реакционной политики Германского союза.

В эти же годы был создан Германский таможенный союз и тем самым — единый внутренний рынок. В 1835 г. был введен в эксплуатацию первый участок германской железной дороги. Начался процесс индустриализации. Вместе с фабриками появился новый класс фабричных рабочих. Вначале в промышленности они могли зарабатывать больше, чем в сельском хозяйстве и ремесленных мастерских, но быстрый рост населения привел вскоре к избытку рабочей силы и соответственно к снижению ее стоимости. Из-за отсутствия какого-либо социального законодательства массы фабричных рабочих жили в большой нужде. Их выступления, как было показано в предыдущей главе, безжалостно подавлялись.

Представители национально-либерального движения настойчиво добивались принятия конституции, гарантировавшей права человека и соучастие народа в политической власти. Национальное движение охватило тогда не только Германию. Его пламя полыхало на всем европейском континенте, в Польше и Греции, Италии и Венгрии, Чехии и Хорватии.

Искры Февральской революции 1848 г., происшедшей во Франции, разожгли пожар и в Германии. Во всех немецких государствах в марте у власти на волне стихийных народных выступлений оказались либеральные министерства. Члены Германского союза приняли решение созвать во Франкфурте-на-Майне общегерманский парламент. Торжественное открытие народного представительства в церкви Святого Павла сопровождалось фейерверком и звоном колоколов. Казалось, что для Германии наступает новая эра.

Но пока депутаты парламента вели долгие дискуссии о форме будущего единого государства, монархи германских земель заявили, что не намерены уступать свою власть Национальному собранию и имперскому правительству. Быстро оправившись от мартовского шока, Австрия и Пруссия вступили на путь конфронтации с Франкфуртским парламентом, игнорируя его решения. Прусский король отверг предложенную ему парламентом корону «императора немцев», это означало бесславный конец Национального собрания. Опасаясь радикализации революции и помня об ужасах кровавого якобинского террора, национально-консервативные и либеральные круги предпочли повернуть к союзу с монархиями.

Демократы пытались довести революцию до конца. Но революционная борьба за имперскую конституцию в Бадене, Пфальце, Саксонии закончилась разгромом повстанцев войсками (прежде всего прусскими). Хотя революция закончилась неудачей, к прежнему положению дел возврата быть уже не могло. В большинстве немецких государств были приняты конституции, правда, умеренные и без подлинного народного представительства.

Тем не менее новое неуклонно пробивало себе дорогу. Бурный ход промышленной революции выдвинул на первый план социальные проблемы. Наряду с либерализмом и национализмом, определявшими общественное развитие в домартовской Германии, теперь выдвинулся и социализм, громко заявивший о своих исторических