верил, что любую ситуацию можно существенно улучшить за счет эффективного управления, что именно здесь находится самый большой резерв, использование которого зависит только от нас.

Затем предстояло определиться с неотложными направлениями реформ и приоритетными отраслями экономики. Важно было понять: что из унаследованного от СССР промышленного потенциала имеет перспективу, а чем не стоит заниматься вообще, поскольку данная отрасль не выживет без субсидий. Понятно, что советских цен на энергоносители уже не будет, как и прежних тарифов на железнодорожные перевозки. Только Советы могли гнать вагонами гравий из Армении для строительства в Подмосковье. Мы составили перечень приоритетов, поставив на первое место те направления, которые, как нам казалось, удастся запустить меньшими силами и средствами.

В работу я впрягся всерьез. Спектр моей деятельности намного расширился, теперь он охватывал безопасность и внешнюю политику, но экономика продолжала оставаться ключевым фокусом моего внимания. По действующей тогда Конституции президент заверял все решения правительства, а значит, нес ответственность за результаты его работы. Премьером я назначил беспартийного Армена Дарбиняна, который занимал у меня в правительстве пост министра финансов, а до того работал заместителем председателя Центробанка. Толковый и энергичный, он понимал важность реформ и знал, как их реализовать. Я понимал, что в сложившемся составе правительство проработает недолго, поскольку через год с небольшим ожидались парламентские выборы. Но за этот год мы многое должны были успеть. Мне хотелось усилить динамику и раскрутить маховик изменений, начавшихся во время моего премьерства.

Самой острой проблемой на тот момент была массовая безработица. Я столкнулся с ней еще на посту премьера, но осознал масштабы и глубину уже в ходе предвыборной кампании. Тема безработицы доминировала практически на всех моих встречах с избирателями, и люди говорили о ней с отчаянием и безысходностью. Людей требовалось занять, дать им возможность зарабатывать.

В то время мы еще не успели растерять квалифицированную рабочую силу, и нужно было безотлагательно заняться созданием рабочих мест. Здравый смысл подсказывал, что начинать следует с отраслей трудоемких, не требующих больших инвестиций, где у нас уже есть производственные мощности и грамотные специалисты. Сразу высветились ювелирка, обработка алмазов, ковроткачество и швейное производство.

Ситуация в ювелирной отрасли на тот момент была плачевная. Специалисты есть, предприятия есть, ювелирный завод есть – но все стоит. Лишь несколько чудом сохранившихся маленьких мастерских изготавливали что-то из серебра, в основном сувениры. Ювелирный завод был закрыт в прямом смысле этого слова: на двери висел замок. Я поручил найти директора завода. Он оказался в Москве. Ну, понятно: если предприятие в Ереване на замке, что там делать директору? Закрытыми оказались и почти все предприятия по обработке алмазов. Производство и раньше, в советское время, имело небольшие объемы, а с распадом Советского Союза просто перестало работать. Сейчас нормально функционировало только одно из них, и то лишь благодаря инвестициям, сделанным одним армянином из Бельгии. Ювелирный завод некоторое время продержался, используя зачетные схемы по оплате за газ с Туркменистаном, но, как только эти схемы сменились денежными расчетами, работа остановилась.

Требовалось понять, почему все стоит. Какие объективные и субъективные факторы мешают производству? Что нужно сделать, чтобы оживить бизнес?

Я провел серию встреч со специалистами по ювелирному делу и огранке алмазов – со всеми, кто разбирается в этой области. Нашел директора ювелирного завода, Эмиля Григоряна, которого хорошо знал по Карабаху. Пригласил живущих за рубежом армян, ведущих ювелирный бизнес. И всем задал два вопроса: «Что конкретно вам мешает? Что вам нужно для того, чтобы начать работать?» Попросил всех изложить свои соображения в письменном виде. Список, который они составили, содержал семнадцать или восемнадцать пунктов, и, когда я его прочел, мне сразу же стало ясно, что именно надо делать. Многие из перечисленных проблем были рукотворными, проистекали из советского понимания оборота золота и сущности ювелирного бизнеса с непонятными акцизами и ограничениями. Оказалось, что весьма незначительными усилиями можно не просто восстановить производство, но и многократно превзойти объемы советских времен. Мы освободили отрасль от некоторых бессмысленных налогов и запретили налоговикам, полиции и службе безопасности вообще туда лезть. В общем, убрали все, что мешало, и добавили мотивации налоговыми послаблениями. Мне требовалась скорость, поэтому я продавливал эти решения, и парламент принял их месяца за полтора.

Вторая проблема заключалась в отсутствии долгосрочных контрактов на приобретение сырья. Своих алмазов в Армении нет, у нас всегда занимались только огранкой. Самым крупным поставщиком являлась российская «Алроса», и на добычу и продажу алмазов в России тогда существовала государственная монополия. Чтобы работать с «Алросой», нужны были межправительственные соглашения. Мы сразу начали действовать в двух направлениях: меняем свое законодательство, делаем его максимально удобным для отрасли, а параллельно договариваемся с Россией о поставке алмазов.

Благодаря предпринятым шагам мы создали настолько благоприятную среду для ювелирного бизнеса и огранки алмазов, что все просто ринулись туда. Повсеместно стали открываться маленькие цеха – и в бывших районных центрах, и в Ереване. Пошло сегментирование этого рынка: разделение компаний, работающих с дешевыми и более дорогими алмазами. К нам сразу потянулись иностранные игроки. Одной из первых крупных фирм, открывших у нас большое производство, стала индийская «Рози Блю». За ней последовали израильтяне – Ливаев, известный деятель в алмазном бизнесе, купил у нас самое крупное в советское время предприятие по обработке алмазов, модернизировал его и развернул во всю мощь. Чтобы придать бóльшую устойчивость отрасли, мы создали союз армянских ювелиров, в который вошли и бизнесмены диаспоры. Проводили ежегодные международные съезды, которые стали площадкой для знакомства и общения потенциальных партнеров и инвесторов. В довершение всего нам удалось подписать с Россией пятилетний контракт на поставки алмазов. В результате всех этих действий за несколько лет число занятых только в ювелирной отрасли подскочило от четырехсот – пятисот человек до многих тысяч, а объем огранки алмазов вырос с 20 миллионов до 250 миллионов долларов.

Ничуть не лучше обстояли дела с ковроткачеством. Здесь тоже все стояло, кроме предприятия бизнесмена из США Джеймса Туфенкяна. Он владел производством в Непале и еще в нескольких странах. В Армении Туфенкян тоже основал бизнес, изготавливал ковры, которые стоили довольно дорого и пользовались хорошим спросом в США.

Я загорелся идеей восстановить эту отрасль. Ведь здесь мы имели колоссальный потенциал! При этом не надо строить новые здания, не надо ничего покупать: вся инфраструктура, предприятия, станки – все уже есть! Станки настолько простые, что они даже наладки не требуют: за одним станком сидят четыре женщины и ткут ковер вручную. Поступили так же, как и с ювелирным делом: провели консультации со специалистами, выслушали пожелания потенциальных инвесторов, убрали