быстро и тихо разговаривал с врачом, отвечая на его короткие немногословные вопросы такими же односложными фразами. Сколько прошло времени, Ева сказать не могла, но вот дверь скорой помощи с гулким грохотом захлопнулась, и машина понеслась в сторону города под громкий визг сирены.

Глава 19. МРТ с контрастом

МРТ — магнитно-резонансная томография.

— Перелом плечевой кости со смещением, перелом двух рёбер с левой стороны, внутреннее кровотечение в районе лёгких, многочисленные ушибы, потеря зрения… Считайте, хорошо отделались, — врач захлопнул медицинскую карту и перевёл взгляд на пациентку: та неподвижно лежала на узкой больничной койке, перевязанная белыми бинтами по шею, словно мумия. Приоткрытые глаза ничего не выражали: они были пусты, и только какое-то странно смиренное понимание собственной слабости слишком выразительно читалось в них. Они смотрели в никуда — конечно, ведь они ничего не видели, — и в то же время в этом «никуда» они будто внимательно наблюдали за чем-то, что неподвластно обычному человеческому зрению, как будто девушка смотрела не глазами, а сердцем. Врач глубоко и тихо вздохнул.

— Ева Викторовна Саровская… — пробормотал про себя он, наскоро пробежался глазами по истории болезней, как вдруг наткнулся на что-то интересное, после чего тихо и неподвижно стоял где-то минут десять, сосредоточенно вчитываясь в длинные замысловатые и непонятные для простого человека исключительно медицинские термины.

— Доктор?.. — окликнул его тонкий, глухой и слегка надтреснутый после долгого пребывания в бессознательном состоянии голос.

— Да-да, я здесь. Простите, задумался.

— Так что там… Со зрением?..

— Со зрением? — переспросил врач, будто не сразу понял, о чём идёт речь. — Да ничего пока. Сделаем Вам МРТ с контрастом, а там видно будет.

— А когда МРТ?

— Когда Вы получше себя станете чувствовать, тогда и сделаем. Делали когда-нибудь МРТ?

— Делала.

— Ну да, я вижу, — врач снова полистал медицинскую карту, остановился на какой-то странице, к которой был прикреплён в прозрачном кармашке диск, и внимательно прочитал заключение. — Как переносите? Спокойно?

— Не очень, — честно ответила Ева, прикрыв глаза. — Страшно.

— Проблемы с сохранением одной позы в течение продолжительного времени есть?

— Нет.

— Клаустрофобия?

— Нет.

— Ну, это самое главное, — доктор сунул объёмную папку с документами себе под мышку, забрал медкарту и успокаивающе добавил: — А насчёт всего остального не волнуйтесь, мы будем рядом.

Он хотел было весело подмигнуть ей, но вовремя вспомнил, что перед глазами девушки сейчас полный мрак, и только неловко попрощался, закрыв за собой дверь как можно громче, чтобы пациентка знала, что она осталась одна.

***

По неширокому уютному бульвару, расположенному где-то в пределах большого города между горными хребтами многоэтажек в спальных районах и слишком помпезным центром, ни на минуту не устающим быть жизнерадостным и весёлым со всеми, кто случайно ступит в его поле зрения, шло трое мужчин. Все они были довольно высокие, с гордой прямой осанкой, волевым подбородком, чересчур умным даже для людей их возраста взглядом, не знающим поражения ни в одном споре, не лишённым, однако, нескрываемого плутовства, никогда не ускоряющим свой ритм сердцем, вынесшей многое душой и вечной весной в ней. Впрочем, последнее относилось только к двум близнецам, идущим по обе стороны от более полного, чем они, мужчины, который одним своим видом показывал, что ни о какой «весне в душе» и речи быть не может. Несмотря на то что чисто внешне все трое были чем-то похожи, они всё-таки были разными: когда-то у всех троих были ярко-зелёные, цвета мха, освещённого лучами солнца, глаза, но сейчас у одного из них глаза потемнели, превратившись в два угля: такие же холодные, можно было бы сказать бездушные, когда костёр погас, и горячие, обжигающие, когда пламя ещё пляшет за тяжёлой чугунной решёткой камина. Волосы тоже будто отражали внутреннее состояние души: у близнецов пряди на солнце переливались жидким золотом, а когда светило скрывалось за облаками, как, например, сейчас, напоминали колосья пшеницы, раскачивающиеся на ветру в поле, словно маятник, в то время как у мужчины посередине волосы были почти чёрные, под стать глазам, и напоминали сажу ночи, среди которой иногда мелькали, точно серебристые кометы на тёмном небосводе, тонкие седые прожилки.

— Не могу поверить! — воскликнул один из близнецов с завязанными сзади в низкий хвост волосами. — Акелла промахнулся!

— Ничего подобного! — довольно возразил Саваоф Теодорович (а это был именно он) и, остановившись на пару секунд напротив одной из зеркальных витрин магазина, задумчиво поправил волосы. — Я не собирался её убивать.

— Зачем же тогда всё так усложнять? — спросил второй брат-близнец с распущенными прядями. — Какую цель Вы преследуете, о Темнейший? — весело спросил Михаил и слегка склонился в шуточном поклоне.

— Всё ту же, поверь, всё ту же.

— Ясно, как день: у пары медовый месяц, — поддержал брата по-плутовски улыбающийся Гавриил и еле успел увернуться от замахнувшегося на него Саваофа Теодоровича.

— И всё-таки я не могу понять, — начал снова через некоторое время Михаил, когда они свернули с центральной дорожки на боковую, посыпанную гравием, где было гораздо меньше людей и любопытных ушей. — Почему ты решил сменить локацию? В этом есть какой-то тайный смысл, или тебе просто надоело чахнуть в бетонных джунглях?

Саваоф Теодорович громко рассмеялся, искренне насмешённый словами Михаила, а затем, немного успокоившись, сказал:

— «Чахнуть в бетонных джунглях»! Ты говоришь это тому, кто каждый день видит пейзажи ещё более унылые, чем безродный пустырь на окраине города. О нет, нет. Я хочу, чтобы она всё вспомнила. Не знаю, почему, но я очень этого хочу. И не смотри так на меня, Гавриил. Это вы, там, — он многозначительно поднял указательный палец к небу, — любите всё просчитывать до мелочей. А мы вольные птицы: куда хотим, туда и летим, следуем зову своего сердца.

— Ну хорошо, она всё вспомнит. А дальше что ты будешь делать?

— А дальше… — глаза Саваофа Теодоровича потемнели, хотя это казалось невозможным, настолько они были чёрными. — А дальше будет весело… И тогда я изрядно посмеюсь над всеми вами.

— Ну, это мы ещё посмотрим, будешь ты смеяться над нами или нет, — Гавриил осторожно стянул с волос резинку и перевязал хвост. — Мы же, в свою очередь, ни над кем смеяться не будем, потому что это не в наших правилах.

— Кто бы сомневался… — не особо слушая, пробормотал Саваоф Теодорович, с большим интересом стряхивая со своего нового пиджака мелкие пылинки, которые уже успели налететь за те несколько минут, что он находился в этом душном и грязном городе. Хотя, как он сам выражался, «человеки молодцы: понастроили с его последнего посещения кучу всего, не узнать, даже дороги сделали».

— Ты же понимаешь, что,