— Ничего ты не понимаешь, — улыбнулась мать, поднимая на меня синие глаза и тяжело вздыхая. — Ты ничего не понимаешь в любви… Вот одно яблоко. Оно красивое и сильное с виду, но стоит его укусить, как ты понимаешь, что там гниль….

— Ага, и половинка червяка, — продолжал я, расхаживая по комнате, пока где-то влюбленным петухом орала в туман Гвиневра, намереваясь вплавь отправиться к любимому.

— Это — Мерлин. Мой лучший ученик, мой лучший жрец… Сколько их было? Сотни, — задумчиво и тихим голосом произнесла мать, усмехаясь и поглаживая яблочко по румяному бочку. — И каждый из них однажды, получив силу вершить судьбы во имя мое, воспользовался ею ради собственной выгоды… И за это его ждал мой гнев. А Мерлин нарушил обет, нарушил клятву, опьяненный жаждой власти… Но он особенный. Таких, как он у меня никогда не было… А вот и Артур…

— Здравствуй папа, — мрачно поздоровался я, глядя на дикое яблочко, по виду к съедобным не причисляемое. — Как у тебя дела, папа? Все в порядке? Просто мама мне тут мозг в мелкую кашицу стирает своими страданиями по мужикам.

— Не вредничай, Мор. Артур прекрасен в своей прямолинейности. Он бесхитростный и отважный. Артур — сорняк, который вырос в благородное растение. В нем нет гнили, нет черноты… От него не стоит ждать подвоха или предательства, — задумчиво произнесла мать, разговаривая сама с собой и гладя два яблока.

— А ты, мама — жадная гусеница, которая укусила себя за попу, — сардонически продолжил я, глядя на два яблока в ее руках.

— Защищай Артура, — внезапно произнесла мать, поднимая на меня глаза. — Без тебя он погибнет. А за это я дам тебе вечную любовь.

— Мама, ты решила мне поугрожать? У меня до сих пор свежо в памяти и в штанах, когда в тринадцать лет на меня оскалилась драконья пасть, — возмутился я, бросив взгляд на яблоки и жадную гусеницу, которая их сторожит. — Засунь свою любовь себе обратно. Она мне не нужна.

— Когда ты полюбишь, тогда ты поймешь меня. Я не хочу смерти Мерлина, не хочу смерти Артура. Они мне дороги, но предательства я не прощаю, — с усмешкой заметила мать, глядя в зеркало. — Я пытаюсь дать каждому из них шанс… Так как на счет моего подарка?

— Положу его в долгий ящик, чтобы вспомнить на старости лет, — резко заметил я, глядя на улыбку матери. — У меня есть специальная коробочка «Выбросить жалко», вот туда его и положи. Там еще есть местечко между короной Камелота и совестью, которую ты подарила мне в прошлый раз.

Глядя на тебя я начинаю понимать, что богини не умеют любить.

— Любовь богини отличается от любви смертной, — со вздохом произнесла мать, вставая с места и пытаясь меня обнять, но я отмахнулся. — Мне уже тысячи тысяч лет…

— Спасибо, я уже видел любовь богини, — заметил я, глядя с презрением на яблоки и закатывая глаза в тот момент, когда мать попыталась меня обнять. — Спасибо мама за то, что сплавила меня Моргане, которой нужен был якобы сын от ненавистного мужа, чтобы удержать замок и владения в своих руках. Спасибо за то, что меня тошнит от моря и яблок. Меня тошнит от Камелота, Артура, Мерлина и…

— Ланцело-о-от! — послышалось за окном в клубящемся тумане. — Любовь моя, ты где?

— Спасибо, напомнила, — усмехнулся я, отворачиваясь.

Я проснулся от того, что в глаза ударил яркий малиновый луч рассвета, скользнув по щеке любимой. Она спала, положив голову мне на руку, а на свету блестела слеза. Осторожно, чтобы не разбудить ее, я вытащил руку, подложив вместо нее мягкую подушку. На мгновенье я застыл над спящей, чувствуя, как сквозь горечь расставания прорывается нежность.

— Я люблю вас, — прошептал я, склоняясь над ней и гладя по волосам. — Я сделаю, все что смогу, чтобы вернуться… Я сделаю все, что смогу…

— Ваши доспехи готовы, — едва слышно произнес слуга, осторожно приоткрыв дверь, пока я любовался спящей богиней. — Мама, зачем ты подарила мне ее? Чтобы мне было больнее? Прощай, любимая…

— Нет! — внезапно задохнулась она, открывая глаза и хватая меня за руку.

* * *

«Прощай, любимая!», — смысл слов доходил до меня сквозь плотную вату утренней дремы.

— Нет!!! — закричала я, хриплым голосом, вцепившись в него изо всех сил. — Прошу тебя, не надо… Мордред! Не вздумай! Не вздумай…

Он смотрел на меня и улыбался, вытирая ладонью мои слезы. В солнечном луче его темные волосы сверкали красивыми бликами.

— Я кому сказала, — комок рыданий подступил к горлу, а я чувствовала, как сердце вылетает из груди. — Я буду держать тебя… Чтобы ты не ушел. Мне плевать на все… Не отпущу! Никогда и не за что!

Я вцепилась в его сорочку, судорожно сжав кулаки. Не отпущу. Пусть делает, что хочет, но я его не отпущу! Пусть осада замка, пусть все, что угодно…

— Все будет хорошо, — я чувствовала, как меня гладят и прижимают к себе. — Я вернусь… Я сделаю все, чтобы вернуться…

— Нет! — заорала я, судорожно обнимая и чувствуя, что ноги меня не держат. — Не вздумай! Я приказываю, не выпускать его из замка!

— Все будет хорошо, — слышала я шепот, пока моя грудь вздрагивала от рыданий. — Все будет хорошо. Ты мой любимый Грааль, дарующий бессмертие…

— Прекрати! — вознегодовала я, тяжело дыша. — Слышишь, ты никуда не поедешь! Ты останешься в замке!

— Так нужно, — улыбнулся Мордред, а у меня сердце чуть не оборвалось. — По-другому не получится. Но я постараюсь вернуться… Не надо плакать…

— За что? — по моим щекам градом катились слезы, а я чувствовала, как мои руки слабеют. Я пыталась что-то сказать, но получалось лишь какая-то сумбурная несуразица, прерываемая рыданиями.

— Все будет хорошо, — меня поцеловали в макушку, пытаясь осторожно отцепить мои руки, но я сжала их изо всех сил, не желая отпускать. — Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы еще раз увидеть тебя… Обещаю… Я обещаю тебе…

— Камлан, — вырвалось у меня, а я чувствовала, как меня куда-то несут. В комнате на столе лежал полный комплект черных доспехов, напоминающих чешую дракона, шлем, украшенный драконьими крыльями с хищными прорезями для глаз и меч, рукоять которого напоминала летящего дракона. Черный металл сверкнул в дымке слез, а я чувствовала, как меня медленно отцепляют. Руки обессилели, но я цеплялась, глядя, как слуги застегивают нагрудник и, склонившись, цепляют красивые поножи.

— Нет, прошу вас, — умоляла я, пытаясь содрать нагрудник и чувствуя, как мои руки ловят и разворачивают их к себе, целуя ладони. — Не надо меня защищать! Я сама смогу себя защитить!

— Ты слишком красивая, что войско Артура при виде тебя повернуло вспять, — рассмеялся Мордред, но глаза у него были мертвыми. Как же они меня пугают эти мертвые глаза. — Левый наплечник пережали!

Я почувствовала, как меня схватили, пытаясь удержать на ногах, шепча слова утешения.

— Сойдет! — произнес Мордред, а улыбка сползла с его лица. Меч очутился в его руках, а он сделал резкий замах, отводя руку за спину. — Теперь правая!