Внезапно дверь открылась, все дружно обернулись. На пороге стоял гонец в капюшоне.

— Послание от его Величества, короля Артура Пендрагона, — хрипло произнес гонец, делая несколько шагов в нашу сторону и косясь на стражу, которая предусмотрительно взяла его в кольцо. — Его величество Артур Пендрагон, объявляет вас обоих предателями!

— Отлично, — усмехнулся Мордред, обнимая меня. — Теперь предатель должен поцеловать предательницу!

Я почувствовала, как он склоняется для поцелуя, пока слегка обалдевший гонец стоит и смотрит на нас странным взглядом. Рука Мордреда лежала на моей шее, а я жадно ловила его губы, чувствуя, как с меня медленно съезжает корона. Ее со смехом придержали.

— Вы хоть знаете, кто я? — резковато заметил гонец, бесцеремонно ввалившись на нашу церемонию.

— Судя по круглым глазам, ты один из тех, кто служит Круглому Столу! — произнес Мордред, слегка отводя меня за спину. Стража стояла, выставив вперед мечи. — Тех, кто служит круглому столу всегда можно опознать по тому, что они круглые идиоты.

— Именем короля Артура, из рода Пендрагон, — пафосно продолжил гонец. — Он объявляет вас обоих предателями! Он предлагает вам сдаться!

— На кой он нам сдался?— уточнил Мордред, подняв бровь. — Хотя нет, мы можем поселить его в комнате для гостей.

— Король просил передать, что он гневается на вас и требует выдать ему Гвиневру! — продолжал гонец, а я понимала, что в гонцы берут людей с крепкими нервами. — Которую ты укрываешь в своем замке!

— И не просто укрываю, а одеялом, — усмехнулся Мордред, согревая мои руки в своих руках.

Придворные молчали, встав вдоль стен, а гонец набрался храбрости, продолжив свое послание.

— Его величество, король Артур, — произнес гонец чуть хрипловатым голосом, пока Мордред кивал, подняв брови в ожидании продолжения. — Требует подчинения!

— А мы как-то против доминирования, — усмехнулся Мордред, пока гонец продолжал свое послание. Оказывается, что нас уже трижды прокляли, объявили угрозой всей Британии, потребовали Грааль и в целом очень за нас рады. Артур великодушно предлагал нам добровольно с песнями и плясками сдаться и умереть в торжественной дружеской обстановке Камелота.

— Я — посланник мира! Король милосерден! — завершил посланник мира, который не предусматривал наше дальнейшее пребывание в нем. — Артур не хочет больше проливать кровь!

— Я забыл предупредить. Там возле реки очень злые комары, — согласился Мордред, глядя со снисходительной улыбкой на посланника мира.

Гонец закончил свою гневную речь, сердито сопя, а я видела улыбку на любимом лице.

— Передай Артуру, что мы очень расстроены. Пусть хоть наше плохое настроение утешит его и Мерлина, — произнес Мордред, подставляя ладошку и собирая щепотками слезки и складывая их в ладошку.

Стража стояла наготове, выпроваживая гонца, а я почувствовала, как меня подводят к гостям.

— Это — королева Чэриота. Это — мой Грааль, — усмехнулся Мордред, положив руку мне на живот. — Ребенок, который у нее родится, унаследует замки и земли, которые принадлежат мне… Я требую, чтобы вы поклялись в верности моей жене.

* * *

Да, стране опять нужны герои, но вместо них есть Ланцелот. Значит, войско стоит на реке Камлан. Часть воинов кормит на реке комаров, другая часть охраняет Авалон, а то вдруг он переедет. У меня есть время до утра, чтобы принять решение.

На меня смотрели любимые глаза, а я провел рукой по ее волосам, улыбнувшись. Моя королева прижалась ко мне, а я рассеянно гладил ее волосы, глядя, как сверкает на ее челе корона. Моя корона.

— Что-то случилось? — послышался ее голос, а я повернулся к ней, любуясь каждой черточкой лица. Поначалу она показалась мне самой обычной, а слухи преувеличены, как, впрочем, и всегда. Сколько раз уже такое было, что о красоте дамы слагают легенды, а при виде нее даже у самого стойкого рыцаря сразу находятся безотлагательные подвиги в и без того плотном графике. Сначала я даже не придал особого значения королеве, которую привели, как собачку со словами: «Теперь она будет жить у нас!». Я был уверен, что ей кинут тряпочку в уголочке и поставят мисочку. А потом поймал себя на мысли, что смотрю на нее, как завороженный. И вроде же в ней не было ничего такого, она даже не в моем вкусе, а я смотрю на нее и понимаю, что я ей безумно не нравлюсь. Я знаю каждое ее движение, каждый жест, каждый взгляд. Ее тень, едва сдерживающая улыбку при виде вопиющего акта идиотизма, заставляла меня непроизвольно улыбаться ей в ответ.

Я провел рукой по ее щеке, наслаждаясь тем, как она льнет к моим пальцам, пока внутри меня рождалась непередаваемая нежность. Ну что ты? И ведь чувствуешь, да? Если бы Мерлин не отобрал у тебя медальон, я бы сделал это сам.

— Все в порядке, — отвечаю я, глядя на нее с улыбкой, обнимая и прижимая ее к себе.

То, что это — не Гвиневра я понял сразу, поскольку более прелестного и тупого создания, как леди Гвиневра из Камелиарда, я не встречал. «О, мой Ланцелот! Вы совершили этот подвиг в мою честь! Ах, я так польщена! Вы знаете, я так рада, что вы выбрали меня дамой своего сердца!». Тьфу! Как вспомню, так вздрогну. «Как вы смеете похищать меня, мерзкий трус! Мой Ланцелот спасет меня!», — звучал голос Гвиневры, а я помню, как суровый кляп обеспечил мне три дня тишины. «А я знаю, что вы делали с Ланцелотом!», — я одаривал ее гаденькой улыбкой. «Твоим словам не поверят, потому что ты подлый трус!», — слышалось в ответ. — «Ах, мой Ланцелот… Вы ему даже в подметки не годитесь! И ваши мерзкие речи оскорбляют меня!». «Дура, он тебя не любит!», — честно пытался я. «Если бы не любил, то не стал бы посвящать мне балладу!», — добивала меня своей логикой прекрасная королева Гвиневра, глядя на меня с презрением. «Ты хоть понимаешь, к чему это приведет?» — пытался зайти я с флангов. На меня смотрели чистые и наивные глаза, моргая так, что теперь я знаю, откуда в Камелоте столько сквозняков.

Сколько уже раз я пытался спасти этого идиота, но последние четыре раза меня добили. Стоило Мерлину умереть, а мне выдохнуть с облегчением, как кто-то споткнулся об пол и упал на Эскалибур, случайно подавился окороком, выпал из окна, слетел с коня.

— Мама, скажи, что ты меня нагуляла, — умолял я мать, глядя на то, как Артура хоронят со всеми почестями, рассказывая, как он погиб в неравной схватке с тупостью и идиотизмом. Пока тупость нападала, идиотизм зашел с фланга, поражая не только обладателя, но и присутствующих.

— О чем ты думаешь? — встревоженно заметила моя королева, пока я обнимал ее, поражаясь тому, какая она маленькая и хрупкая.

— О том, что мы — Ланцелот, чтобы всем нравится, — отвечаю я, чувствуя, как она ворочается в моих объятиях. Можно было бы сыграть партию по другому, можно было бы обыграть Мерлина в два счета, но тогда пришлось бы пожертвовать королевой. Хитрый старикан добрался до зеркала и изменил ход истории, сняв материны чары в тот момент, когда она прислала замену себе.