— Согласен, Ларионов идиот, — совершеннонеожиданно кивнул Дед. — Но сейчас у меня нет ни малейшего желанияобсуждать все это.

Я вздохнула и устроилась в кресле рядом с ним.

— Знаешь, я действительно думала, что тебе грозитопасность. А еще я думала, что если вы вцепитесь друг другу в горло… Мне-тотогда что делать?

— Я понимаю, — вздохнул Дед и даже предпринялпопытку меня обнять.

— Да ни черта ты не понимаешь, — разозлиласья. — Почему бы тебе не сказать мне тогда: слухи о том, что между намипробежала черная кошка, сущая ерунда. Разумеется, я огорчен твоим выбором, нобизнес есть бизнес, и эмоции здесь не в счет. Оттого идея избавиться от Тагаевамне совершенно не симпатична.

— А ты бы мне поверила? — помолчав немного,спросил Дед. — Скажи я тогда это в своем кабинете, ты бы мне поверила? Тыведь была убеждена, что я готов упечь его в тюрьму, даже не особо интересуясьза что.

Конечно, в его словах была истина. Наверное, не поверила бы.Усомнилась бы точно. Слишком часто его слова были далеки от его же истинныхнамерений, вот я и подвергала их сомнению. Иногда это было вполне разумно, но вэтот раз я ткнула пальцем в небо. Дед, услышав от меня о появлении киллера,вряд ли был уверен, что явился он за Тагаевым, но, должно быть, такуювозможность допускал, оттого и отправил меня по следу, а заодно внес свою лептуво всеобщую путаницу. Это его любимая тактика: бросить пробный камешек ипосмотреть, что получится. Получилось много чего.

— Ладно, — вздохнула я. — Будем считать, чтоя не права, а ты, как всегда…

Он покачал головой с такой душевной мукой, что на какое-томгновение мне стало его жаль, хотя и мука эта могла быть всего лишьпросчитанным ходом, мне ли не знать? В этом весь Дед, Но, даже прекрасно знаяоб этом, я время от времени ловлюсь на его выкрутасы.

— Ты ничего не поняла…

— Я поняла.. Ты обо мне беспокоился, ночей не спал, а ясвинья неблагодарная.

— Кто этот парень? — спросил Дед, кивнув в сторонугостиной. Его способность мгновенно менять тему разговора меня тоже давно неудивляла. — Что у тебя с ним?

— В каком смысле? — прикинулась я дурочкой.

— Он ведь живет в твоем доме?

— В любом другом ему шею намылят. Он умудрилсярассориться со всей городской шпаной.

— И как, по-твоему, к этому отнесется Тагаев?

— А тебя это волнует? — задала я встречный вопрос.

— Меня волнует твое будущее. И я бы хотел, чтобы тысерьезно…

— Ты хотел, чтобы мы расстались с Тимуром, —напомнила я. — Теперь ты чего хочешь?

— На смену ему тут же появляется этот тип. Ты хотьчто-нибудь о нем знаешь? Сколько вы знакомы?

— С таким отношением мне никогда не выйти замуж, —пробормотала я. — Успокойся, я не собираюсь бежать за ним на край света иоставлять Тимура тоже не собираюсь. Теперь, когда мой выбор уже не бросит теньна всю твою команду, я вполне могу связать с Тимуром свою судьбу вполнеофициально. — Идея Деду явно не приглянулась, а я ядовито продолжила:

— Или ты убежден, что из тюрьмы ему не выйти? —Это понравилось ему еще меньше.

— Если он виновен… — сурово начал он, но даже его этамысль не увлекла. — Иногда очень трудно поверить в очевидные вещи, —подумав, изрек он.

— Ты хочешь сказать, что Тагаев убил девушку?

— Разве есть другие подозреваемые?

Я отошла к окну и поглядела на деревья в парке.

— Не хочу критиковать твои действия, — непривычномягко заговорил Дед, — но пока ты добилась только одного: в городеназревает бандитская война, которую мы и в худшие годы смогли счастливоизбежать. Не мне тебе говорить, что благими намерениями выстлана дорога в ад.Очень удобно действовать, как велит сердце, гораздо сложнее поступатьправильно.

— Ты человек государственный и мыслишьмасштабно, — съязвила я. — А я…

— Вот именно, — перебил Дед, вздохнул и заговорилтихо и доверительно:

— Больше всего на свете я хотел бы видеть его в тюрьме.А еще лучше — на кладбище. Я ненавижу его так, как только может ненавидеть одинмужчина другого. Он отобрал у меня самое дорогое — тебя, хуже того, он несделал тебя счастливой. Это я тебе говорю как частное лицо, а теперь… сделайвсе возможное, чтобы его вытащить. Я прошу об этом тебя, потому что только тебемогу доверять. Несмотря на всю ту глупость, что сидит у тебя в башке, на твоивымышленные обязательства по отношению к нему и прочую чушь, я знаю, ты нестанешь запихивать в тюрьму невиновного, лишь бы освободить своего любовника.Тут кое-кто уже готов расстараться… Если он виновен, значит, виновен, если нет…

Дед поднялся и пошел в холл, я последовала за ним, наблюдая,как он обувается. Ни он, ни я более не произнесли ни слова. На прощание онвсе-таки по-отечески поцеловал меня и удалился. Я задумалась, чего в его словахбольше: откровенности или хитрости. Теперь вроде бы все зависит от меня:останется Тагаев в тюрьме — Дед избавится от душевных переживаний, не останется— душевные переживания никуда не денутся, зато в городе будет тишь и благодать.В любом случае старый змей в выигрыше.

— Кто это был? — заглядывая в кухню, спросил Стас.

— Мой бывший работодатель.

— Звал назад?

— Сообщил, что мои дурацкие действия нанесли серьезныйурон.

— Ему?

— И ему тоже. Вот что, мне надо навестить однустарушку.

— Можно нам поехать с тобой?

— Ты что, боишься оставаться один? — удивилась я.

— Конечно, у тебя кругом враги, теперь и у меня тоже.

— Поехали, — не стала я спорить.

Торчина Анна Григорьевна сама открыла нам дверь. На вид ейбыло никак не меньше восьмидесяти, седенькая, сгорбленная, в очках столстенными линзами. Ее вид, однако, не вызывал уныния и скверных мыслей огрозящей старости. Напротив, старушка казалась довольной жизнью и вкуса к нейявно не потеряла.

— Вы Оля? — спросила она, улыбнулась и добавила:

— Проходите.

Полчаса назад я позвонила ей, чтобы договориться о встрече.Стаса с Сашкой я оставила в машине, чтобы не смущать старушку.

— Вот сюда… сейчас будем чай пить.