Что, если был кто-то третий, кого надзиратель боялся больше нас обоих?

3

Шпильки и игральные карты

– Грабитель? Разбойник?

– Случаев грабежа в деле Тибы не значится. С применением насилия, без применения – нет, и все. Разбоя на дорогах и в горах – тоже. По всему выходит, что он простой вор.

– Но в обвинительном акте, – я взмахнул копией акта, подтверждая свои слова, – он числится как грабитель и разбойник!

Комацу Хизэши, единственный полицейский чин из моих знакомых, расхохотался с нескрываемым удовольствием. Это он снабдил меня копией акта.

– Такое обвинение, Рэйден-сан, понадобилось для того, чтобы вынести Тибе самый суровый приговор. Обычных воров редко карают ссылкой на остров Девяти Смертей, особенно самураев. Воруешь? У тебя всегда есть шанс выкрутиться. Повинишься, раскаешься, получишь пять дюжин палок… Хотя нет, самураи и священники от битья и порки освобождены. Только по личному письменному согласию, во избежание урезания носа и ушей. Все соглашаются, представляешь? Хотят остаться с носом…

Хизэши вновь разразился хохотом:

– И Тиба бы согласился. А что? Отлежишься на животе – и бегом на каторжные работы в рудники! Ну, или в ссылку – обычную, куда-нибудь на север…

На Эдзоти, подумал я. В деревню Макацу.

– Это же не грабеж на дороге с нанесением тяжких увечий! – продолжал Хизэши, набивая рот лапшой. Оставалось загадкой, как ему удается есть и говорить одновременно. – Не подделка государственной печати! Но если ты, дерзкий негодяй, явившись в Акаяму, обокрал княжеский замок, а в придачу дюжину усадеб высшей знати…

Снаружи хлестал дождь. Плясал по лужам, сбивал листья с деревьев. Случайные прохожие, застигнутые ливнем, брели в тучах брызг, втянув головы в плечи. Одежда бедняг промокла до нитки, с краев соломенных шляп текло ручьями. Под навесом ржала лошадь, на которой приехал Хизэши. Там же, под навесом, на лавке сидел Широно, уплетая за обе щеки гречневую лапшу с каракатицей, присланную мной.

Сырость, похоже, совсем не угнетала его.

Но под крышу лапшичной сырости не было дороги. Здесь царили тепло и уют. Обсев каждый столик, словно гроздья пчелиных роев, посетители блаженно жмурились от счастья. Из кухни в главный зал вырывались облака пара. Пар вкусно пах кипящим бульоном, соевым соусом, жареной рыбой, сливовым маринадом и тысячей приправ и начинок, какими славилось заведение.

– Тогда ты уже не просто вор! – подвел Хизэши итог преступлениям Ловкача. – Ты грабитель, разбойник, развратник! Ты посягнул на бабушку императора! Ты личный враг небес! Я слыхал, что сперва Тибе, как самураю, хотели велеть покончить с собой. Но заподозрили, что он мало дорожит самурайской честью…

Мой собеседник хихикнул:

– Он может взять и отказаться от сэппуку, отказаться самым бессовестным образом, что поставит власти в неудобное положение. Снова суд, разбирательство, принудительное лишение сословного статуса; новый суд, где Тиба выступает в качестве простолюдина… Кому охота ввязываться в такую возню?

Хизэши поднял чашку с саке. Так, будто он решил выпить за здоровье Ловкача.

– Нет, Рэйден-сан, лучше остров Девяти Смертей. Сразу, в первом же приговоре! И пусть гниет себе, не обременяя никого дурной заботой!

Со дня нашего знакомства Комацу Хизэши мало изменился. Разве что слегка располнел, соответствуя карьерному росту. Сколько ему сейчас? Около тридцати. А так будто вчера расстались, сегодня встретились: лопоухий, круглолицый. Чашка в могучих ручищах кажется меньше, чем на самом деле. От старых привычек трудно отказаться: лоб и макушку Хизэши по-прежнему не бреет. Стянет волосы в узел на темени, да и выльет на голову плошку масла.

Любит, чтобы блестело!

Деньги блестят не хуже масла. Их Хизэши тоже любит.

– Вы принесли список, Хизэши-сан?

– Опись украденного Тибой? Да, я сделал копию, как вы просили.

– Передайте список мне.

– А что мне за это будет?

– Моя благодарность. Вы хотите что-то сверх того?

– Обижаете, Рэйден-сан. Этого более чем достаточно.

Морщинки у глаз. Складки у рта. Смешливый блеск глаз наводит на мысли о блеске стали. Нет, ты все-таки изменился, Хизэши. А я? Свои изменения труднее заметить. Все обречено на перемены, кроме меня – вот что думаешь о себе. Но потом видишь, как смотрит на тебя твой друг, с которым ты познакомился, будучи еще мальчишкой, замечаешь свое отражение в его взгляде и понимаешь, что ошибся.

Мы оба улыбались, но в душѐ каждый оставался серьезен.

После теплого приема, устроенного мне в тюрьме, я было вознамерился явиться за сведениями о Ловкаче Тибе прямиком к мати-бугё – чиновнику высокого ранга. Его ведомство отвечало за поддержание порядка в Акаяме, совмещая обязанности полиции и суда, а также противопожарной безопасности. К счастью, я быстро остыл, решив обойтись более доступной помощью – знакомством с Хизэши. Мати-бугё меня, вне сомнений, принял бы, и даже без проволо̀чек – грозная тень инспектора Куросавы маячила за моей спиной. Но сам чиновник разбираться в деле не стал бы, а спровадил гостя в архив, где я утонул бы в море свитков, или отправил в канцелярию, где меня в два счета усыпили бы тоскливым бормотанием.

Я знаю, как это делается. Наши секретарь и архивариус тоже не любят чужаков. Меньше, чем чужаков, они любят только лишнюю работу.

С Хизэши все было гораздо проще. Я объяснил ему, что мне требуется, он кивнул и назначил встречу в лапшичной вечером следующего дня. Нельзя ли раньше, спросил я. Господин Сэки отрежет от меня по кусочку за каждый час промедления. Нельзя, ответил он. Я и так быстр, словно молния.

Как я ни торопился, но был вынужден признать его правоту. Кто другой провозился бы дней пять, не меньше.

Вероятно, я мог бы заплатить Хизэши за услугу. Вероятно, он даже принял бы плату – спокойно, с улыбкой, как делал любые дела. Но это испортило бы наши дружеские отношения. И вовсе не потому, что Хизэши был бессребреником, о нет! При всей любви к блеску монет Хизэши не нуждался в моих деньгах. С Торюмона Рэйдена он брал плату иного рода. Хитрец прекрасно знал, что я рано или поздно расплачу̀сь – советом, подсказкой, протекцией. Наводкой на нужного человека, в конце концов. Даже если это произойдет нескоро, даже если это не произойдет вовсе – сам факт того, что я у него в долгу и готов к расчетам, был для Комацу Хизэши достаточной платой за услуги любого рода.

Не это ли называют житейской мудростью?

– Набор шпилек из серебра и черепахового панциря, – прочитал я, развернув список. – Шпильки исполнены в виде цветов хризантемы, сливы, орхидеи и бамбука. Хранились в мешочке из белого шелка с вышитыми ирисами. Дата кражи, имя потерпевшего.

– Украдено из усадьбы Хасимото Цугавы, – Хизэши прихлебывал саке мелкими глотками. – Вы, кажется, знакомы?