Я всегда хотел писать комиксы – но теперь решил, что непременно буду их еще и рисовать, когда вырасту, и дабы отметить это судьбоносное решение, немедленно нарисовал Спирита в разорванной рубашке и пр. и пр. и послал его в «Комикс Анлимитед», фанатский журнал, издававшийся тем самым Аланом Остином, которому принадлежал подвальный магазин. Рисунок вернулся обратно с письмом, где говорилось, что в последнее время они повысили свои стандарты фанарта, и теперь для них рисуют люди вроде Жана-Даниэля Брека, так что, увы, мою работу они напечатать не могут. Так я решил, что не хочу становиться художником комиксов, когда вырасту.

К семнадцати годам я перестал покупать комиксы: там больше не было того, что я хотел читать. К самому формату я стал относиться довольно брюзгливо – кроме «Спирита». Я продолжал покупать и читать репринты этой серии: постарше, «Уорреновские», и помоложе, от «Китчен Синк». Ни сами истории, ни радость от их чтения так никогда и не поблекли. (Еще пару лет спустя, уже молодым журналистом, я ужасно завидовал моему школьному приятелю, Джоффу Ноткину, поступившему учиться в нью-йоркскую Школу изобразительных искусств в мастерскую к самому Уиллу Айснеру. Это было прямо-таки нечестно – примерно как подписать Бога вести воскресную группу по изучению Библии.)

Время шло себе и шло, и вдруг оказалось, что я уже вовсю пишу комиксы.

Будучи автором комиксов, я с тех пор неоднократно встречал Уилла по всему миру: то в Германии, то в Сан-Диего, то в Далласе, то в Испании.

Помню, как он получал награду за пожизненные достижения в Германии: тысяча человек встала как один и хлопала ему, пока у них не заболели руки, но и тогда все равно хлопала, и Уилл выглядел скромным и смущенным, а Энн Айснер сияла, что твой маяк.

Последний раз мы виделись на северном побережье Испании, где мир растворяется в теплой осенней дымке. Мы почти целую неделю провели вместе: Уилл и Энн, Джейми и Коко Эрнандес и я – маленькое сплоченное братство людей, в упор не говорящих по-испански. Как-то мы с Уиллом и Энн гуляли по кромке моря. Мы прошли пару миль, болтая о комиксах и о самом формате, об его истории и будущем, и о «Спирите», и о людях, которых Уилл знал. Получилась почти обзорная экскурсия по средству коммуникации, который мы все так любим. Я подумал, что вот было бы здорово, дожив до возраста Уилла, оставаться таким же проницательным, мудрым, забавным.

Я сказал Уиллу, что, даже перестав читать комиксы, все равно продолжал читать «Спирита», и что именно его спиритовские истории вселили в меня желание писать комиксы, и что Сэндмен, как и Спирит, был задуман как машина для рассказывания историй.

Правда я ему не сказал, что с рисунка Спирита началась моя карьера фанатского художника, и им же она закончилась. Как и того, как круто меня тогда грабанули по дороге за первым в моей жизни выпуском «Спирита».

Я написал это для чикагского комикс-конвента как дань уважения Уиллу Айснеру в 1996 году.

Самое лучшее от «Спирита»

Мне совсем не легко и не комфортно писать о Уилле Айснере – он был слишком значителен. Делая наброски для этого предисловия, я остро вспомнил, как скучаю по своему другу, Уиллу Айснеру, а перечитывая истории в этом сборнике – как мне недостает Уилла Айснера, рассказчика, искусного мастера, мечтателя, художника. Вряд ли с этого стоит начинать беззастенчивое прославление части его наследия, но вообще-то это чистая правда.

Уилла Айснера уважали и почитали во всем мире – ровно настолько, насколько он сам нам позволял. Он был наставником и новатором. Он начал игру, настолько опередив свое время, что остальному миру понадобилось целых шестьдесят лет, чтобы опомниться и догнать.

Уиллова жизнь – это история американских комиксов в миниатюре. Он одним из первых организовал студию, делающую коммерческие книги комиксов, но пока его современники мечтали переселиться, наконец, из комиксового гетто в какие-нибудь более прибыльные и респектабельные отрасли – в рекламу, книжную иллюстрацию или даже в высокое искусство – Уилл никуда сбегать не спешил. Он создавал новую форму искусства.

Сейчас многие спорят, действительно ли Уилл первым привязал термин «графический роман» к своему сборнику рассказов «Контракт с Богом», который обозначил начало третьего акта его творческого пути. О том, что сделал Уилл в сороковые годы своим «Спиритом» или какое влияние он (и его истории) всю жизнь оказывал на мир комиксов, спорят гораздо меньше.

Тут вперед выступаю я: лично я купил своего первого «Спирита» в 1975 году в подвальном магазинчике в Южном Лондоне. Я просто увидел его на стене и понял: что бы это ни было, мне оно нужно. Мне тогда было лет четырнадцать. Это оказался второй (и последний) выпуск репринтного издания «Спирита», осуществленного фирмой «Харви Комикс», и, читая его в поезде по дороге домой, я даже не догадывался, что этим историям уже тридцать лет. Они были свежее и изящнее всего, с чем я до сих пор сталкивался в комиксах: семистраничные истории, как-то умудрявшиеся оставить за рамками все, что к сюжету не относилось, зато рассказывавшие дивные сказки о прекрасных женщинах и несчастных мужчинах, о человеческих ошибках и случайном искуплении – сказки, сквозь которые странствовал Спирит, ошеломленный и нередко побиваемый, макгаффин в шляпе и маске.

Тогда я полюбил «Спирита». Любил выборы, которые делал Уилл, его уверенность и то, как история мешалась в них с искусством. Я читал эти истории и хотел сам писать комиксы.

Два или три года спустя я бросил читать комиксы, искренне разочаровавшись в формате, как это умеют только подростки в шестнадцать лет – но даже и тогда я все равно продолжал читать «Спирита». Я специально ездил в Лондон и привозил оттуда репринты от «Китчен Синк» и «Уоррен» и прочитывал их с неподдельным удовольствием. Настолько неподдельным, что, решив в двадцать пять, что пора самому учиться писать комиксы, я пошел, купил себе «Комиксы и последовательное искусство» Уилла Айснера и накинулся на книгу, как студент-раввин – на Тору.

И сейчас, двадцать лет спустя, работа Уилла Айснера над «Спиритом» напоминает мне, респектабельному взрослому, почему я когда-то захотел писать комиксы.

Прелесть «Спирита» – как только он стал тем, чем должен был стать (а это случилось примерно в то время, когда Уилл пришел с войны в 1945 году и вернул себе контроль над комиксами (публиковавшимися в то время как воскресное приложение к газетам, что дало Айснеру, всегда бывшему дальновидным бизнесменом, творческие полномочия и власть, каких у него тогда не могло быть в газетных киосках) – была не в тексте и даже не в картинках, а в гладкости и блеске, в готовности экспериментировать со сторителлингом. На семи страницах – это обычно меньше шестидесяти панелей – Айснер умудрялся развернуть историю, достойную О’Генри, трагическую или смешную, сентиментальную или строптивую – а то и просто странную. И это был ультимативный комикс, существующий не в тексте и не в картинках, но там, где текст и картинки встречаются вместе и дополняют, и усиливают друг друга. На Айснеровские истории влияли кино, театр, радио, но все равно они были исключительно самими собой, уникальным форматом, созданным человеком, который искренне считал комиксы формой искусства и оказался в этом совершенно прав – но который не был бы столь уж прав, если бы не проделал предварительно такую большую работу, не только со «Спиритом», но и со всем, что он делал с 1976 года и до самой своей смерти, если бы он не учил и не вдохновлял столь многих.