– Если обстоятельства будут благоприятными, – осторожно ответил граф Оксфордский.

– А что, если мы так и не найдем тот самый подходящий склон? – поинтересовался принц.

– Будем идти дальше на юг, сир, пока не отыщем, – произнес Суффолк. – Или пока не достигнем одной из наших крепостей.

Принц поморщился:

– Не нравится мне убегать.

– Сир, лучше это, чем плен в Париже, – заметил Оксфорд сухо.

– Я слышал, в Париже очень красивые девушки?

– Красоток везде хватает, сир, – заявил Суффолк. – И об этом вам известно лучше многих.

– Бог милостив, – воскликнул принц.

– Аминь, – подхватил Оксфорд.

– Еще помолитесь Богу, чтобы он задержал французов, – угрюмо промолвил Суффолк.

Последние достоверные сведения гласили, что от французского короля их отделяет всего десять или двенадцать миль и что его армия, которая, подобно войску принца, состояла исключительно из верховых, перемещается быстрее. Король Иоанн, все лето медливший, теперь вдруг преисполнился энергией и, по предположению Суффолка, уверенностью в себе. Он искал битвы, хотя и не был настолько глуп, чтобы пойти на риск и дать ее в невыгодном месте. Французы стремились отрезать принца, вынудить его сражаться там, где удобнее им, и Суффолка одолевали мрачные предчувствия. Один из пленников, захваченных капталем де Бюшем, подтвердил, что король Иоанн отослал пеших солдат, потому что они замедляли марш, и даже теперь у него имелось численное превосходство над войсками принца, хотя никто не знал, насколько оно велико. К тому же французам не было нужды идти по проклятому лесистому кряжу. Иоанн шел по хорошим дорогам. Он стремительно продвигался на юг. И намеревался захлопнуть ловушку.

Но именно этот проклятый лесистый кряж стал главной надеждой принца. То был короткий путь. Эдуард мог выиграть дневной переход, а дневной переход нынче был на вес золота. К тому же в конце этого кряжа может найтись место для засады на французов. А может и не найтись. И еще Суффолк переживал насчет обоза. Покуда он отделен от армии, обоз уязвим, и, даже выиграв дневной переход, англичанам придется полдня ждать его подхода. А еще принца беспокоили лошади. В этих холмах было мало воды, и животные мучились от жажды. Да и запас продовольствия был ничтожно мал, так что солдаты недоедали. Войску необходимо было достичь плодородных низинных земель с их полными закромами, оно нуждалось в воде и отдыхе. Англичанам требовалось перевести дух.

Опережая ехавших по лесу принца и двух графов на четыре мили, на границе кряжа, замер в седле капталь де Бюш. Перед ним длинный пологий склон нырял к дороге и к мерцающей поверхности реки; тогда как справа, за невысокими, поросшими зеленью горами, по небу расплывалось грязное пятно дыма, поднимавшегося, как он знал, от кухонных очагов Пуатье. Дальний склон покрывали виноградники – бесконечные ряды толстых лоз.

День выдался чудесный, теплый и солнечный, с немногочисленными белыми облачками, плывущими в вышине. Густая листва деревьев едва окрасилась яркими красками осени. Виноград налился и почти созрел для сбора. В такой день, подумал капталь, хорошо пойти с девчонкой на реку, выкупаться голышом, потом заняться любовью в траве, а затем пить вино и снова любить друг друга.

Вместо этого он следил за врагом.

По мирной долине прошло войско. По обеим сторонам дороги грунт был взрыт копытами – тысячами копыт, – оставившими темные шрамы на перепаханном дерне. Один из разведчиков капталя, парень на низкорослой быстрой лошади, видел, как двигалась эта армия.

– Восемьдесят семь штандартов, мессир, – доложил он.

Капталь буркнул что-то. Во время похода знамена разворачивали только самые знатные сеньоры, чтобы их воины знали свое место в колонне. Но какое число оных подразумевает такое количество штандартов? Ни один знатный лорд не поведет в битву меньше ста человек. Итого, получается, десять тысяч? Двенадцать? Целая туча, угрюмо подумал де Бюш. Над войском англичан и их гасконских союзников развевалось не больше сорока таких знамен, а над французами его разведчик насчитал восемьдесят семь! Однако в эту минуту при свете солнца, сияющего над истоптанной равниной и безмятежной рекой, капталь мог различить лишь два стяга, реющих над отрядом возле реки.

– Это их арьергард? – спросил он.

– Да, мессир.

– Уверен?

– Позади них никого нет. – Разведчик указал на восток. – Я проскакал лигу в том направлении. Пусто.

И арьергард французов отдыхал. Они не спешили, да и зачем? Англичане и гасконцы остались далеко позади. Принц не выиграл дневной марш, победа в гонке осталась за французами. Капталь подозвал одного из своих людей и велел передать скверные новости Эдуарду.

– Поезжай! – приказал он. – И поторопись.

А потом, подобно французам, де Бюш стал ждать.

– Сколько их, по твоим прикидкам? – спросил он одного из ратников, кивнув на вражеских воинов у реки.

– Сотен шесть, мессир. Или семь.

Итак, шестьсот или семьсот французов без движения стояли в долине. Большинство сняло шлемы из-за жары, но на многих красовались широкополые шапки с причудливыми белыми перьями – очевидное доказательство того, что неприятностей они не ожидают. Рядом располагались легкие повозки, груженные копьями и щитами. Эти французы понятия не имели, что противник находился настолько близко к ним. Некоторые спешились, а кое-кто даже растянулся на траве, словно прикорнув. Слуги выгуливали лошадей без седоков по пастбищу, где кони местных крестьян щипали траву. Люди разбились на группки, передавая по кругу бурдюки с вином. Капталь не различал гербов на двух стягах, потому что они обвисли в безветренном жарком воздухе, но само присутствие штандартов означало, что среди конников находятся и сеньоры, а сеньоры – это выкуп.

– Их больше, чем нас, – сказал де Бюш, затем помолчал, а его скакун бил копытом по кучке опавших листьев. – Вдвое больше, но мы гасконцы.

При нем имелось три с небольшим сотни ратников, все в шлемах, со щитами и готовые к бою.

– Почему они медлят? – спросил один из воинов.

– Вода? – высказал предположение капталь. День выдался жарким, обе армии двигались быстро, лошади страдали от жажды, а на возвышенностях воды не было, и де Бюш пришел к мнению, что арьергард давал коням вдоволь напиться из речки. Он повернулся в седле и махнул Гунальду, своему оруженосцу:

– Шлем, щит, копье. Секиру держи наготове.

Потом капталь посмотрел на знаменосца; тот перехватил его взгляд и ухмыльнулся.

– Сомкнуться! – крикнул он воинам.

Затем взял шлем, откинул его забрало и надел поверх кольчужного капюшона. Просунул левую руку через петлю черно-желтого щита и ухватился за рукоятку. Оруженосец помог ему приладить копье. Все воины на опушке леса тоже готовились к бою. Некоторые просто обнажили мечи, а Гийом, могучий воин верхом на таком же могучем жеребце, помахивал шипастым моргенштерном.