– Там город? – Раймер, ратник графа Уорика, скакал рядом с Томасом.

– Не знаю. Но обычно вокруг монастыря вырастает какая-нибудь деревушка.

– Монастыря? – удивился Раймер.

– Я еду туда.

– Помолиться? – с иронией предположил Раймер.

– Да, – отрезал Бастард.

Ошарашенный ответом, верзила прикусил язык. Томас свернул сразу за долиной и увидел поросшие ивняком берега реки, а сразу за рекой – деревню и башни монастыря. Монастырь оказался на удивление большим. Его окружала массивная стена, и над всем этим господствовала высокая церковь аббатства.

– Остановиться можно в деревне, – предложил Раймер.

– Там должна быть таверна, – отозвался Томас.

– На это и расчет.

– Мои люди тоже останутся здесь.

Томас внимательно разглядывал монастырь, высокие стены которого темнели в наползающих сумерках. Выглядели они не менее внушительно, чем укрепления какого-нибудь замка.

– Это то самое место? – спросил он у Роланда, который гнал коня, чтобы не отстать от Томаса.

– Не знаю, – ответил рыцарь.

– Больше напоминает крепость, чем монастырь, – заметил Бастард.

Рыцарь-девственник хмуро смотрел на далекие стены.

– Святому Жуньену было доверено оберегать меч святого Петра, потому монастырь вполне может напоминать крепость.

– Если это действительно монастырь Святого Жуньена.

Подъехав ближе, Томас увидел, что внушительные створки монастырских ворот распахнуты. Он предполагал, что их не закроют до тех пор, пока солнце окончательно не исчезнет на западе.

– Святой похоронен здесь?

– Да, его земные останки покоятся тут.

– Значит, и Малис может оказаться в этом месте.

– А что, если нам ее тут и оставить? – предложил Роланд.

– Я бы так и сделал, кабы не знал, что Бессьер ее ищет. И если он найдет меч, то воспользуется им, и не ради приумножения славы Господней, но своей собственной.

– А вы воспользуетесь им?

– Я уже говорил, что выброшу его, – отрезал Томас. Он повернулся в седле. – Люк! Гастар! Арнальд! Пойдете со мной. Остальным ждать в деревне! За съестное – расплачиваться!

Он бы предпочел взять с собой гасконцев, чтобы монахи не заподозрили в них союзников англичан. Но Робби, Кин и Роланд запросились с Томасом, а затем Женевьева и Бертилла тоже настояли на своем участии; Хью поручили опеке Сэма и остального эллекина.

– Почему бы не взять лучников? – поинтересовалась Женевьева.

– Я только собираюсь задать аббату пару вопросов и не хочу перепугать парня. Мы приходим, спрашиваем и уходим.

– Точно так же ты говорил и в Монпелье, – съязвила Женевьева.

– Это всего лишь монахи, – напомнил Томас. – Обычные монахи. Мы задаем вопросы и исчезаем.

– С Малис?

– Не знаю. Не уверен, что она вообще существует.

Бастард дал коню шпоры, чтобы поспеть к воротам прежде, чем солнце скроется за горизонтом. На коротком галопе он миновал пастбище, на котором паслось стадо коз под присмотром мальчишки и большой собаки, оба молча проводили всадников глазами. За пастбищем через реку был перекинут прекрасный каменный мост, и у дальнего его конца дорога раздваивалась. Левое ответвление вело в деревню, правое – в обитель. Томас заметил, что монастырь наполовину окружен отведенным из реки каналом, образовывавшим своеобразный широкий ров. Вероятно, чтобы монахи могли использовать его как садок для рыбы. Заметив две фигуры в рясах, идущие к открытым воротам, он снова пришпорил коня. Увидев его, монахи остановились.

– Вы ради паломников приехали? – поинтересовался один из них вместо приветствия.

Томас открыл было рот, чтобы спросить, о чем речь, но потом догадался просто кивнуть в ответ.

– Так и есть.

– Паломники приехали с час назад. Они обрадуются защите, поскольку думают, что англичане близко.

– Мы никаких англичан не видели.

– Все равно вам будут рады, – сказал монах. – Опасное сейчас время, чтобы совершать паломничество.

– Всякое время опасно, – откликнулся Томас и увлек своих спутников под высокую арку ворот.

Колокольный звон стих, и стук копыт эхом отражался от каменных стен.

– Где они? – осведомился Томас.

– В аббатстве! – крикнул в ответ аббат.

– Нас кто-то ждет? – спросила Женевьева.

– Ждет, но не нас, – проворчал Томас.

– Кто? – вскинулась она.

– Просто паломники.

– Пошли за лучниками.

Томас посмотрел на троих гасконцев, на Робби и Роланда.

– Думаю, нам нет нужды опасаться кучки паломников, – процедил он.

Тесное пространство между стенами и церковью аббатства заполонили лошади. Томас спрыгнул с седла и машинально проверил, легко ли выходит из ножен меч. До его слуха донесся грохот, с которым захлопнулись монастырские ворота, потом стук падающего на скобы запорного бруса. Почти стемнело, и постройки обители казались черными на фоне слабо освещенного неба, на котором зажигались первые звезды. Вставленный в кольцо факел горел между двумя зданиями – возможно, там располагались дормитории[32], – еще два ярко освещали порог главной церкви аббатства. Мощеная дорога вела от храма до другого конца монастыря, и там, где в высокой стене были прорезаны еще одни ворота, пока распахнутые, Томас заметил множество оседланных лошадей и четырех вьючных пони, которых держали слуги.

Он оставил коня и пошел к церкви, где в открытую дверь влетали и гасли искры факелов и откуда доносилось пение монахов: звук протяжный и прекрасный, глубокий и ритмичный, как чередование морских волн. Бастард неспешно поднимался по ступеням, и постепенно его взору открывался интерьер храма: благолепие горящих свечей, росписи на каменных стенах, резные колонны и блестящие алтари. Как много свечей! Длинный неф был заполнен монахами в черных одеяниях, которые преклоняли колени и пели. Томаса поразило, что звук стал вдруг угрожающим, как будто шепот прилива сменился рокотом волн. Вступив в освещенное свечами пространство, он смог разобрать слова и понял, что они взяты из псалма.

– Quoniam propter te mortificamur tota die, – пели мужские голоса, растягивая длинные слоги, – aestimati sumus sicut oves occisionis.

– Что это такое? – прошептала Женевьева.

– За Тебя умерщвляют нас всякий день, – негромко перевел Томас. – Считают нас за овец, обреченных на заклание.

– Не нравится мне это, – нервно сказала Женевьева.