— Ты как-нибудь объяснил свой визит на случай, если Макаран снова к ним обратится?

— Ваш звонок я объяснить не мог, но, судя по тому, что вы им говорили, они вряд ли станут о нем упоминать. Я просто спросил, нельзя ли как-нибудь усилить мощность моей машины, а когда они стали рассказывать мне, как только что поработали над «Понтиаком», я потихоньку выяснил, что они с ним проделали и сколько это стоило. Хотите, чтобы я составил письменный рапорт?

Вопрос мне не понравился, так как он подразумевал личный аспект. Но я усвоил, что контролировать ситуацию в разговоре с подчиненными можно, отвечая вопросом на вопрос.

— А есть причина, по которой ты не должен так поступать?

Бен Россмен выглядел смущенным:

— Но ведь досье как такового не существует, верно?

— Если ты напишешь рапорт, оно появится.

— Под каким разрядом?

— А как бы ты его определил?

— Ну, можно завести досье на известного преступника и присвоить ему регистрационный номер. Будем фиксировать его действия и указывать на документах этот номер.

— Как мы делали раньше, Бен. Потом можно запросить в Харперсберге тюремные характеристики и фото при освобождении, приобщив их к делу.

— Вы правы. Простите, лейтенант, я об этом не подумал.

— Досье уже заведено, Бен. Я завел его в тот день, когда привез Макарана в город. По-твоему, оно понадобится?

Россмен казался удивленным:

— Лучше иметь его под рукой, когда Макаран начнет пользоваться этой машиной.

— Возможно, ему просто нравится водить реактивный самолет.

— А может быть, нам повезет и он врежется в дерево.

Сержант Джонни Хупер вернулся из Харперсберга в половине девятого вечера, позвонил мне домой и сообщил, что узнал кое-что интересное. Макаран развалился в гостиной, а Джонни как раз собирался полакомиться приготовленным молодой женой обедом, поэтому мы договорились, что я приеду к нему.

Когда я сообщил об этом Мэг, она печально улыбнулась и выразила надежду, что будет мальчик. Это была семейная шутка. Когда мы только поженились, Мэг прочитала в журнале, что жены акушеров еще менее, чем жены бизнесменов, могут планировать что-либо заранее. Так как жены полицейских там не упоминались, она обвинила меня, что я занимаюсь акушерством на стороне.

Я вспомнил эту шутку, когда Мими Хупер открыла мне дверь. Хотя я давно ее не видел, но знал, что она через месяц должна родить первого ребенка. Мими была маленькой веселой девушкой с черными как смоль волосами — в отличие от блондина Джонни. Они жили в приятной просторной квартире в одном из старых домов к западу от мемориального парка Торранса. Девичья фамилия Мими — Литтлфилд, и дом построил ее прадед, разбогатевший на торговле древесиной. Она дальняя родственница Хейнаменов. От солидного состояния Литтлфилдов осталось немного. Деньгами распоряжался коммерческий банк, разделивший доход между Мими и ее двумя братьями. Дом является частью состояния, и за разрешение Мими и ее мужу занимать в нем квартиру банк вычитает чисто номинальную сумму из ее части дохода, равняющейся сотне с лишним долларов в месяц. Для карьерного копа Джонни устроился совсем неплохо. Если не приходится вести постоянную битву с семейным бюджетом, с прочими неприятностями, справиться гораздо легче.

Хуперы уже заканчивали обед. Я сел и выпил с ними кофе. Джонни выглядел усталым и подавленным. Мими то и дело подкалывала его как бы невинными замечаниями.

Наконец он вздохнул и промолвил:

— Мими на стороне бедного преступника, преследуемого гестапо.

Она нахмурилась и обернулась ко мне:

— Если человек отбыл срок, почему нельзя оставить его в покое? Разве общество не обязано помогать обрести в нем место таким людям, как Дуайт Макаран? Он был всего лишь профессиональным спортсменом, который связался с дурной компанией и с ужасной девушкой.

— На нас оказывают давление, чтобы мы выставили его из города, Мими.

— И вы считаете, что должны это сделать?

— Я говорил ей, что мы не предпринимаем ничего подобного, — сказал Джонни.

— Иногда, Мими, мы выставляем из города посторонних, если они собираются заниматься здесь делами, которые нам не нравятся. У нас есть специальный список муниципальных постановлений, которые мы не можем осуществлять в обычных условиях. Но если человек все время слоняется без дела, мусорит, плюет на тротуар, нарушает правила уличного движения, мы вынуждены принимать меры. Судьи сотрудничают с нами, назначая максимальные штрафы, однако на таких людей предупреждения обычно не действуют, приходится отправлять их в тюрьму. Поддерживать в городе порядок — настоящее искусство, а в контролируемом городе вроде нашего легче управиться с теми, кто стремится… нарушить равновесие. При этом следует учитывать личные факторы. Если бы я не работал в полиции или если бы Макаран не был моим шурином, Лэрри, возможно, привел бы механизм в действие, и Макарана уже бы не было в городе. Он здесь не пользуется никаким влиянием. Но и мы не давим на него.

— Тогда что Джонни понадобилось в Харперсберге?

— Шеф Бринт, Джонни, я и… еще кое-кто полагают, что Макаран опасен. Нам знаком этот тип людей. Но Мэг не может в это поверить.

— Конечно, он выглядит крутым, но нельзя же судить человека по внешности.

— Нам не нравится, как он себя ведет и что делает. Мы должны защищать себя. Если Макаран что-нибудь натворит, это будет выглядеть нашим промахом. Тогда нашу команду постараются разрушить, а у нас хорошая команда. И еще нам здорово помогает, если наши жены верят, что мы знаем свое дело.

Мими улыбнулась:

— Очевидно, я могу считать, что меня отшлепали?

— Я не имел это в виду.

Она склонила набок хорошенькую головку и вопросительно посмотрела на меня:

— Очевидно, Фенн, я все еще не привыкла быть замужем за полицейским. Думаю, я приучила себя к мысли, что какой-нибудь подонок может в него выстрелить. Но и ему и вам нравится ваша работа, и вы оба занимаетесь этим не ради денег. Меня беспокоит то, как вы миритесь с существующей ситуацией. Я говорю о соглашении с Джеффом Кермером и о том, как вы поворачиваете закон в разные стороны для разных людей.

— Общественные институты несовершенны. Мэг может рассказать вам о политике в системе школьного образования. Каждому предоставляется один и тот же выбор. Можно работать, не обращая внимания на всю грязь, можно научиться получать от нее даже удовольствие и, наконец, можно уйти. Не знаю насчет Джонни, но я испытываю извращенную циничную гордость, выполняя полицейскую работу. Полицейские фильмы и телесериалы заставляют меня смеяться и плакать — не знаю, что чаще. Если меня убьют, город примет участие в расходах на похороны, но если арестую не того, кого надо, или не смогу найти того, кого должен арестовать, меня сожрут заживо. Давая показания в суде, я служу мишенью для адвоката. Люди думают, что я стал копом, потому что играю на чьей-то стороне, или я чей-нибудь родственник, или просто садист, а может быть, слишком глуп, чтобы заниматься чем-то еще. Больше всех нас уважают профессиональные преступники, которые сразу узнают хорошего копа, когда видят его в действии.