После того как в августе 1829 г. в ходе очередной русско-турецкой войны русские войска без боя взяли Адрианополь и стали угрожать османской столице, султан Махмуд II был вынужден запросить мира и принять все условия победителей. 2 (14) сентября 1829 г. в Адрианополе был подписан мирный договор. Однако на этом злоключения для султана Махмуда не закончились.

В конце 20-х — начале 30-х гг. XIX в. выдвинулся и окреп его вассал — правитель Египта Мухаммед Али. При активном содействии Франции он реформировал свою администрацию и финансы, создал сильную армию и флот, прочно укрепился в Аравии и повел наступление на Сирию. Летом 1832 г. войско султана было разбито Ибрагимом, сыном Мухаммеда Али. Египтяне овладели Сирией и горными проходами, которые открывали дорогу в Малую Азию. Благодаря этим успехам, стоявшая за спиной Мухаммеда Али Франция Луи Филиппа Орлеанского могла получить преобладающее влияние в регионе. Такой перспективой были особенно озабочены в Петербурге и Лондоне.

Николай I не сочувствовал завоевательным планам Мухаммеда Али и с презрением относился к новоявленному королю французов Луи Филиппу, которого едко назвал «королем баррикад». Свержение султана Махмуда II и появление на месте все более слабеющей Оттоманской империи нового сильного египетско-арабского государства с профранцузской ориентацией — все это явно не входило в расчеты Петербурга, Лондона и Вены. В этих условиях царское правительство решило в одностороннем порядке вмешаться в турецко-египетские распри. В Константинополь и Александрию был секретно откомандирован генерал Н. Н. Муравьев с поручением предложить султану Махмуду военную помощь, а от Мухаммеда Али потребовать прекращения военных действий. Русский уполномоченный был дружественно принят обеими сторонами. Султан согласился на посредничество России, но уклонился от предложенной помощи. Паша изъявил готовность выполнить царскую волю и отдал приказ о прекращении наступления.

Однако египетская армия, до которой якобы «не дошел» приказ Мухаммеда Али, двинулась по направлению к Константинополю. Испуганный султан попросил у русского посланника обещанной помощи. Заранее подготовленная эскадра под командованием адмирала М. П. Лазарева покинула Севастополь и 8 (20) февраля 1833 г. вошла в Босфор, став на якорь в заливе Беюк-Дере на виду всего посольского квартала, чем привела в полное смятение представителей европейских миссий. А 23 марта (4 апреля) на турецком берегу высадился 10-тысячный десантный отряд под командованием Н. Н. Муравьева и расположился лагерем в долине вблизи летней резиденции султана Ункяр-Искелеси. Тем временем на Дунае П. Д. Киселев готовил к походу на Константинополь двадцатитысячный экспедиционный корпус.

Именно там, в Ункяр-Искелеси, 26 июня (8 июля) 1833 г. и был заключен русско-турецкий договор, который резко усилил позиции России на Балканах и в зоне черноморских проливов. Согласно этому договору, Россия и Турция вступали друг с другом в оборонительный союз сроком на восемь лет с обязательством взаимной военной защиты. Гарантируя неприкосновенность Турции, российский император давал обещание предоставить Высокой Порте свои морские и сухопутные силы, если этого потребуют обстоятельства. В свою очередь Турция в секретной статье обязывалась «в интересах императорского двора закрыть Дарданелльский пролив», то есть «не дозволять никаким иностранным военным кораблям входить в оный под каким бы то ни было предлогом»[497]. И даже несмотря на то, что в тексте договора не содержалось прямых положений, позволявших русским военным судам проходить проливы, тем не менее в Европе новую ситуацию расценили правильно: отныне они закрыты для военных кораблей всех государств, кроме России. Договор явился крупным успехом дипломатии Николая I, он выводил весь комплекс российско-турецких отношений и, прежде всего, вопрос о проливах в режим «один на один», без какого-либо посредничества европейских государств. К сожалению, этот успех российской дипломатии оказался скоротечным.

Договор поднял волну негодования в Европе и вызвал настоящую бурю в Лондоне. Лондонская «Таймс» назвала его «бесстыжим». А в Париже Ф. Гизо, бывший в то время министром народного просвещения, утверждал, что петербургский кабинет сделал из Турции своего вассала, а из Черного моря — русское озеро[498]. Англия и Франция заявили Порте, что они считают договор недействительным и оставляют за собой свободу действий. Такого же характера заявление было сделано в Петербурге английским послом в ноте от 17 (29) октября 1833 г. Вскоре оно было повторено и со стороны Франции. Николай Павлович ответил достойно. В ноте от 24 октября (5 ноября) 1833 г. российское императорское правительство «подчеркивало свое намерение придерживаться указанного образа действий в своих сношениях с Турцией, не обращая внимания на ничем не мотивированные заявления»[499].