Хэмптон подкрался и проглянул сквозь заросли папоротника и лещины, как раз заметил, как Аддингтону рассекли рукав острым ножом.

Услышал, как вскрикнула Лиззи...

Что здесь происходит?

Мужчина с ножом казался смутно знакомым, наверное, просто фамильное сходство давало знать о себе.

А это еще что такое?

Под деревом в неестественной позе сидело какое-то существо. Колючие выступающие ключицы, тонкие костлявые ноги и руки, дикий внимательный взгляд исподлобья – все это никак не вязалось с человеческим обликом нормального человека.

Разве что ненормальным...

– Ты просто безумец, если рассчитываешь на успех, – голос Аддингтона звучал спокойно и ровно. – Мой слуга знает, где я, и вскоре отправится в Берри за помощью. Ты будешь разоблачен! Не усугубляй свое положение.

Блевин Джексон даже не посмотрел на него: дернул за поводок человека-животное, поднес к его носу окровавленное лезвие ножа.

– Вдохни, как пахнет... Какой аромат! – произнес шипящим полушепотом. – Лучшее из всего, что ты пробовал в этом диком лесу. Лучше зайца, хорька или кролика... Тебе нравится? – «Оборотень» потянул носом, облизал как бы враз пересохшие губы. Глаза его вспыхнули, даже волосы, кажется, поднялись на загривке. – Закончи то, что начал однажды, – приказал Джексон с диким блеском в глазах, указывая на Аддингтона обагренным кровью ножом. – Разорви ему горло! Убей его и девчонку. Утоли голод, мучающий тебя...

Он выпустил цепь и взмахнул своим факелом, как бы погоняя хищника вперед. Тот дернулся и вдруг замер...

– Ты не сделаешь этого! – твердым голосом молвила Лиззи, заступив хищнику дорогу и заслоняя супруга своим телом. – Ты не тронешь ни одного из нас.

– Убей обоих! – повторил Джексон.

– Ты этого не сделаешь, – повторила Лиззи.

Глаза их скрестились, существо у ног Джексона в растерянности приникло к земле, глядело испуганными глазами, не зная кого из двоих ему слушать.

Время, казалось, замедлилось, уплотнилось... Даже звуки замолкли. Ни птичьего пения, ни цокота пробежавшей белки... Смолк даже ветер.

Хэмптон поднял ружье и прицелился...

– Ты убьешь ее первой! – Джексон подался вперед и вцепился в волосы девушки. – Ты убьешь ее, если хочешь спасти своего папашу... Если хочешь и сам остаться в живых! – И он дернул ее, обнажая белую шею с четко пульсирующей веной.

Элизабет закричала.

И крик этот, и прозвучавший вдруг выстрел слились воедино.

Выбитый выстрелом факел отлетел куда-то в кусты...

И Джексон замер, безоружный, сам подобравшийся, словно животное, между «оборотнем» и Лиззи. Два зверя глядели друг другу в глаза…

С ненавистью и страхом.

Кружили по кругу, примеряясь, высматривая.

И Лиззи казалась живым щитом между ними…

Воздух, наэлектризованный ожиданием, искрил и плавился, как перед грозой, – тогда Аддингтон, выждав момент, схватил супругу за руку и дернул ее на себя. Пальцы Джексона-старшего стремительно разжались, и он, заслонившись руками, повалился на землю под тяжестью накинувшегося на себя существа.

Страшно рыча и клацая зубами, оно впилось ему прямо в шею. Не отступило, даже когда острый клинок вошел ему под самые ребра и провернулся там дважды... Оба противника так и затихли в один момент.

Желтые нечеловеческие глаза с тоской глядели на Лиззи, пока наконец не закрылись.

Лиззи бежала прямиком через луг. Ощущала босыми ногами мягкие уколы травы и свежесть выпавшей за ночь росы...

Волосы развевал утренний ветерок.

– Мы тебя заждались, – голос супруга заставил ее остановиться. Отозваться привычной влюбленный улыбкой...

– Вы ушли без меня. Я спешила, как только могла!

– И все еще не опоздала... – Джеймс обхватил ее рукою за талию, притянул к себе для поцелуя. – Скажи мамочке: «Доброе утро», – обратился он к дочери на руках. – И обними крепко-крепко.

Малышка пролепетала на своем еще непонятном языке и уткнулась матери в волосы. От ее карамельного запаха сладко ныло под ложечкой... Перехватывало все еще сбившееся после бега дыхание.

Их дочь.

Их маленькая принцесса!

Плод их с Аддингтоном любви...

Она поглядела на мужа, не просто на стекла некогда раздражающих очков – намного глубже и дальше: в самое сердце, отданное ей без остатка.

– Как же я счастлива, что вы есть у меня!

– Я тоже люблю тебя, – отозвался мужчина с улыбкой и снова ее поцеловал.

Теперь, по прошествии времени, казалось чудом, что он выбрал именно ее и тем самым сделал счастливейшей из смертных. Как она могла сомневаться в нем прежде? Теперь она каждый день благодарила небо за дар новой жизни.

За мужчину подле себя.

За дочь на его руках...

За старый Раглан...

Это море до самого горизонта.

За чудную свободу, прежде ей недоступную!

Лиззи пошевелила кончиками пальцев в траве, и Аддингтон улыбнулся:

– Моя маленькая дикарка!

Лиззи состроила гримаску, прислонилась к его плечу, глядя на мягко стелящиеся внизу пенные волны.

– Боюсь, твоя матушка предала меня бы анафеме, только увидь в таком виде. Как и тетушка Корделия, полагаю... – Вздохнула: – Будет сложно быть паинькой целую неделю!

– Только неделю, – поправил ее собеседник. – Они пробудут только неделю. К тому же задобрим маменьку лучшей комнатой в замке и лучшими валлийскими блюдами, приготовленными Альвиной. Уверен, она будет так очарована, что на тебя и не взглянет!

– Если бы...

Лиззи не питала иллюзий на этот счет: помнила свадебный ужин в доме свекрови. Пренебрежительные взгляды с ее стороны, уничижительные разговоры... И вот она принимает ее в доме полновластной хозяйкой – первый официальный прием в Раглане после длительного ремонта – и на душе у нее кошки скребут, а страшно так, что, верно, встреча с оборотнем цветочками покажется.

Воспоминание о прошлых событиях заставило ее помрачнеть еще больше... Джеймс опустил девочку в траву, где она принялась собирать букет из ромашек, и притянул супругу к себе. Заглянул прямо в глаза:

– Ну, что тебя мучает? Расскажи.

– Вспомнилось старое... – сказала она. – Сам понимаешь.

Аддингтон понимал: сцена с гибелью Роланда до сих пор стояла перед глазами. Его стекленеющие глаза, устремленные к Лиззи с непреходящей тоской, их посмертное с Джексоном-старшим кровавое объятие под кронами древних деревьев, их собственные ужас, растерянность... Неверие в произошедшее.