– Проклятье, почему ничего не получается?!

Лемон застонала, пытаясь сесть. Крикет замахал на нее руками и, хорошенько проверив ее ремень безопасности, снова обратился к остальным.

– Э-э-э, я не хочу вызывать панику, но, может, вы все-таки посмотрите назад…

Ана выглянула в разбитое заднее окно, и у нее сердце ушло в пятки, когда она увидела знакомую фигуру, выскочившую из стеклянной бури. Он ехал на другом мотоцикле, вероятно, позаимствованном у одного из Флибустьеров, застреленных Иезекиилем. На его груди запеклась кровь. Одежда была разодрана в клочья. Лицо по-прежнему закрывал противогаз. И все же ошибиться было нельзя.

– Проповедник… – прошептала Ана.

– Ты шутишь? – Иезекииль посмотрел в зеркало заднего вида. – Что нужно, чтобы убить этого су…

Ракета упала на них со стороны водителя, ударившись о землю прямо под дверью. Остававшиеся целыми окна разбились, осколки стекол разлетелись по салону, а Сандерсаурус подбросило в воздух, и машина завращалась. Лемон завопила, схватившись за ремень безопасности. Ана, к ее несчастью, не была пристегнута, и Иезекииль, закрыв ее тело своим, закричал: «Держись!» Сандерсаурус, вместе с дождем из стекла и огня, рухнула обратно на землю, перевернувшись вверх дном. С ней перевернулся и мир. Ана ударилась головой о что-то твердое, то место, куда был встроен накопитель памяти, пронзила острая боль. Не было пути ни вверх, ни вниз. Несколько бесконечных мучительных секунд машина продолжала скользить, во что-то врезаться, разваливаться на части, но, наконец, задымилась и остановилась.

На ее языке была кровь. В волосах – стекло. Голова раскалывалась. Ана, застонав, выглянула из разбитого ветрового стекла. Кайзера выбросило из машины, и теперь он неподвижно лежал на растрескавшемся асфальте. Крикета нигде не было видно. Машина приземлилась на крышу, и Лемон, висевшая вверх ногами и удерживаемая лишь ремнем безопасности, простонала и потеряла сознание. В любую секунду эти Тарантулы выпустят новый залп ракет. Ей нужно было выбираться отсюда, она должна была остановить их…

Иезекииль отстегнулся и упал на нее.

– Ты в порядке? – спросил он.

Перед глазами вдруг вспыхнул ослепляющий свет. В ушах зазвенели крики.

Репликанты стоят надо мной. Четыре совершенства.

Теперь они могут забрать у меня только одно.

Самое последнее и самое дорогое.

Не мою жизнь, нет.

Но нечто столь же ценное.

– Я…

Захрустел гравий, зазвенели шпоры.

– …координаты семь-семь-двенадцать-альфа. Приоритет один. Приоритет один. Без приказа не стрелять, Омега, повторяю, без приказа не стрелять.

Ана услышала тяжелые шаги, лязг танковых гусениц в грязи. Гул сервоприводов и шипение поршней. В голове звенело от жгучей боли. Она дотронулась до своего накопителя памяти и почувствовала глубокий порез, искусственная кожа треснула. Ее пальцы запачкались в крови.

Четверка расступилась, и в камеру шагнула широкоплечая фигура, обрисованная ярким светом. Мужчина. Остальные выжидательно посмотрели на него.

– Я не могу, – сказал он.

– Ты должен, – ответили они.

– Я не буду.

Самый главный из них протянул ему пистолет.

– Будешь.

– Иезекииль… – прошептала Ана.

Новенький провел рукой по глазам.

Но все-таки взял оружие.

– О боже…

Ана посмотрела в глаза репликанта. Глаза цвета когда-то голубого неба. С каким обожанием они смотрели на нее, когда они лежали вместе в ее комнате. И сколько боли было в них, когда он поднял пистолет и прицелился в ее голову…

– Прости, – сказал он.

– Это был ты, – прошептала девушка.

– Что? – Иезекииль изумленно моргнул. – Где я был?

Из-за навернувшихся на ее глаза слез мир превратился в размазанное пятно. Пазл из обрывков воспоминаний наконец-то сошелся. Теперь она точно знала, что именно произошло в те последние несколько часов. Пятеро репликантов стояли в камере и смотрели на кровавую бойню, которую они устроили. Габриэль, Уриэль, Фэйт, Хоуп.

И он.

Теперь они могут забрать у меня только одно.

Самое последнее и самое дорогое.

Не мою жизнь, нет.

Мою любовь.

– Ты… – Она словно выплюнула это слово, потому что дышать было невыносимо.

– Ана…

Она, пятясь назад, вылезла через разбитое окно на пыльную дорогу. Солнечный свет тут же ослепил ее. Из-за слез мир стал похож на мутный калейдоскоп. Ее уже поджидал Проповедник, держа в одной руке пистолет, а в другой огнемет. Крикет выполз из-под грузовика, весь помятый. Маленький логик, шатаясь, подошел к Ане и обнял ее.

– Ты в порядке?

Около полудюжины машин осадного класса собрались на небольшом хребте, осветив ее лазерами своих прицелов. Их автоматические и плазменные пушки и ракеты были наведены на то, что осталось от бедной Сандерсаурус.

Но Ана видела только Иезекииля. Ужас. Душевные муки. Ярость. Вот что вызывала в ней та картинка из прошлого, на которой он, подняв пистолет, целился ей в голову.

– Прости, – сказал он.

Я услышала раскат грома.

А потом… тишина.

– Ты выстрелил в меня… – выдохнула Ана.

Крикет переводил взгляд с нее на репликанта и обратно.

– Что?

– Убери его от меня, – задыхаясь, прошептала она.

Звуки стрельбы. Шесть пуль пробили асфальт, очертив вокруг нее аккуратный полукруг.

– Успокойтесь-ка, барышня, – предупредил Ану Проповедник.

– Ана… – с мольбой окликнул ее Иезекииль.

– Отвяжись от меня! – пронзительно закричала она.

Проповедник выстрелил в воздух и заорал во все горло:

– А ТЕПЕРЬ ВСЕ, ЧТОБ ВАС, ВЗЯЛИ И УСПОКОИЛИСЬ!

Выстрелы утихли, и повисла звенящая тишина. Охотник за головами кивнул, явно довольный собой. Он убрал пистолет в кобуру, махнул огнеметом в сторону покореженной машины и загробным голосом произнес:

– Можешь уже вылезать оттуда, Пташка. Иначе я могу забыть о манерах и всадить пулю в голову мисс Карпентер. Мне все равно заплатят.

Иезекииль выполз из помятого кузова, и Титаны тут же наставили на него свое оружие. Их оптические прицелы засветились, стволы автоганов пришли в движение.

– Агент, нам уничтожить его? – спросил пилот.

– Нет, – ответил Проповедник. – Не открывать огонь до тех пор, пока я не отдам приказ. Этот ордер является первым приоритетом. Утвержден советом правления, как поняли?