Я встала рядом с креслом на колени:

– Аббат!

Его монитор повернулся на подушке из книг. Лицо на экране разбилось на пиксели, только глаза иногда проступали, как две серые монетки.

– Грета?

Я слышала, что составляющие его искусственного голоса – вот один тон, вот другой – слегка рассинхронизировались и плыли. Мои новые сенсоры видели, как в аббате от уровня к уровня падают потенциалы емкостей; ток стекает, как вода по заледеневшим ступенькам. Само собой пришло слово «каскад». Каскадный отказ. Это он сейчас уносил аббата.

– Святой отец. – Я взяла его за руку. – Я здесь.

Да Ся приблизилась и взяла его за другую руку.

– Разве Талис не может вас починить?

Его голова дернулась на стопке книг, послышался шелест сминаемой страницы.

– Может, но я…

Искра, и очередной резкий прыжок вниз по склону, как у охотящегося койота.

– Грета, прошу тебя, я хотел…

– Отец аббат. – Я сжала ему руку. «Объем личности… И сколько это? Вот столько…» – Отец. Амброз!

Сейчас его голос звучал совсем искусственно, как орган, которому дали возможность говорить.

– Скажи ему, что не надо.

– Не надо что?

– Чинить меня.

– Амброз! – снова позвала я.

– Никакой починки. – Его лицо, слепое, покачивающееся из стороны в сторону, как ищущая добычу змеиная голова, повернулось ко мне.

Мои бархатные волосы встали дыбом от инстинктивного страха. Потом его иконки глаз рассыпались, и на секунду он снова стал моим аббатом.

– Прости, – сказал он.

И больше ничего.

Да Ся, сидевшая по другую сторону от него, встретилась со мной глазами – широко открытыми, потрясенными.

Элиан – и я поняла, что именно Элиан сложил подушку из книг, именно он проводил здесь бдение, – Элиан прикоснулся к корпусу аббата в том месте, где Толливер Бёрр когда-то подключал свои провода.

– Видит Бог, я тебя ненавидел! – Он сглотнул. – Видит Бог, у меня были на то основания!

Его рука попыталась подняться к застывшему монитору, словно чтобы закрыть ему глаза.

– Бог знает, кем ты был раньше. Бог знает.

Зи спрятала лицо в ладони. На ее глазах выступили слезы.

– Что же будет?

«Я только что видела свою смерть!» – подумала я.

Но вслух сказала:

– Будет что-то новое.

Мы оставили тело аббата лежать в золотом свете. Что еще мы могли сделать? Талис дал мне три дня, и они истекли. Мы шли, держась за руки. Да Ся и Элиан вели меня. До серой комнаты было недалеко. Обычная, всегда запертая дверь.

Сейчас эта дверь была открыта. Внутри на высоком узком столе, болтая ногами, сидел Талис. Завидев нас, он спрыгнул на пол и вытер руки о джинсы, покрытые выцветшими пятнами.

– А где старина Амброз? Я думал, он тебя проводить захочет.

– Он проводил, – сказал Элиан, невозмутимый, как кошка.

Кто знает, обратима ли такая смерть, но даже если обратима, лишняя задержка наверняка затруднит ее обратимость. Пусть у аббата будет эта отсрочка.

Аббат. Серая комната. Он это однажды прошел. И выжил. Но позже захотел умереть.

Талис подошел к дверям и сделал приглашающий жест, сопроводив его типичной талисовской ухмылкой.

– Стол тебя ждет.

Я похолодела и нервно сглотнула.

Талис убрал ухмылку.

– Готова? – тихо спросил он.

Не сговариваясь и не произнося ни слова, Элиан и Да Ся прижались ко мне, обняли, прикрыли, словно крыльями. Несколько секунд мы, все трое, стояли, крепко схватившись друг за друга руками и соединившись лбами, и наше дыхание смешивалось.

– Итак, – прошептал Элиан. – Зи, ты перехватываешь мяч; Грета, ты проходишь по левому краю…

Я знала, что он шутит, но все равно должна была его остановить, это было невыносимо.

– Элиан! – шепотом сказала я.

Да Ся беззвучно плакала, и слезы капали на каменные плиты. Дождь в горах.

– Сохрани себя, – сказала она. – Сохрани себя, Грета. Прошу тебя.

Я даже не могла пообещать ей. Потому что не знала, смогу или нет. Да и вообще не в состоянии была говорить. Просто молча выпрямилась.

– Готова? – снова спросил Талис.

– Желаю, – сказала я.

Ибо это не совсем одно и то же.

И в одиночку вошла в серую комнату.

Дверь с шорохом закрылась.

Та самая комната. Мягкие стены, заботливо приглушенный свет. Изнутри – теперь, своими новыми сенсорами, я это чувствовала – ее омывали волны радиации. Скрытые в стенах коллиматоры жужжали, как пчелы.

– А мои друзья… – начала я.

– Они здесь не выдержат, их убьет. Если на то пошло, и меня убьет – дважды. Меня деактивирует, Рэйчел убьет. Боюсь, что тебе придется играть соло.

– Знаю, – сказала я. И добавила: – Хорошо.

– Влезай. – Талис похлопал по высокому столу.

Алюминиевая поверхность была мне вровень с грудной клеткой.

– Это унизительно.

Я и вправду не хотела последние мгновения своего человеческого существования потратить на то, чтобы подпрыгивать и вскарабкиваться навстречу смерти.

– А, да! Совсем забыл!

Он зацепил ногой какой-то предмет, задвинутый под стол. И вытащил – табуретку для дойки! Ей было, наверное, уже несколько веков. Отполированная от долгого использования поверхность казалась сделанной из золотисто-серого стекла.

Табуретка. Для дойки.

Мне внезапно показалось отвратительным, что кто-то придумал такой способ поднимать нас на нужную высоту, готовя к смерти. Гамма-лучи ползли по коже. Я поставила ногу на табуретку, взялась за стол и села на него.

– А с малышами вы как поступаете? – спросила я. – С самыми маленькими?

Талис, поглощенный своими делами, повел плечом:

– Им Всадники помогают. Это имеет какое-то значение?

– Имеет. Должно иметь.

– Ложись, – велел он.

– Талис… – произнесла я, но так ничего больше и не смогла придумать.

– Клади голову. – Он ткнул пальцем в то место, где яркое пятно от излучения, видимое только нам двоим, указывало место пересечения лучей. – Вот сюда.

Я положила голову.

Светящееся пятно оказалось ярче, чем виделось изначально. Я прищурилась, но то была другая яркость. Вспыхивали искорки ионизации, там, где высокоэнергетические частицы входили в ткани глаза.