Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Информация.
Воспоминание о занятии любовью с Да Ся выводится в списке недавних обращений, под описанием происхождения термина «каскадный отказ» и теории квантовой хромодинамики.
Часы.
Двадцать девять минут пятьдесят четыре секунды.
От какого момента?
От момента поступления команды «Отсчет».
Воспоминание, к которому было недавно совершено обращение: подсчет вдохов и выдохов.
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь – неполный список цифр / действительных чисел / положительных целых чисел. Кто-то подсчитывал вдохи и выдохи. Грета. Пора проверить, как Грета.
Не дышит.
Исправить: команда «Дыхание».
Она делает вдох.
Осмотр состояния: перегрев хранилища данных; перенаправить лимфу для охлаждения. Сильные гематомы на лобных буграх черепа. Остаточный ток в индуктивном контуре. Гормональный дисбаланс: адреналин, кортизол, серотонин. Незначительные переломы: пястной кости левого большого пальца; ладьевидной кости левого запястья.
Это…
(«Сохрани себя, Грета. Старайся изо всех сил».)
Забавно, да?
Почему?
Воспоминание, к которому было недавно совершено обращение: попытка вырваться из ремней. Перелом. Сравнение. Дважды сломано.
Забавно потому, что…
Надо опять начать дышать, да?
Я делаю вдох.
И.
Заявить, что… меня пытали. Быть «я» – значит заявить об этом. Повторный просмотр файла «Яблочный пресс»: страх, боль.
Что выигрывается? Легче закрыть файл. Закрыть «я».
На этот раз воспоминание приходит без моего обращения, возникает в органических структурах и накладывается на контур: голубые глаза Талиса, которые на самом деле глаза Рэйчел, а за ними – Талис, птица, запертая в клетке.
«Упрямым, как мул, страдающий зубами. Сравнительно легко переносить боль. В целом, Грета…»
И другой голос: «То, что останется от тебя, с большой степенью вероятности окажется неузнаваемо. Что ты, в любом общепринятом смысле этого слова, не выживешь».
Неузнаваемо. Я узнаю́ это тело, тело Греты, оно надето на меня, как платье, и сковывает движения.
«Ребрам не подняться… Не могу дышать. Я всего лишь картина, а все равно мне надо дышать. Тогда художник – а это Элиан, ну конечно, Элиан…»
Элиан. И Зи – берет меня за руку. Узнаю по форме руки. Да Ся.
Я не картина.
– Грета? – Голос звучит нежно. Я слышу в нем слезы. – Грета? Ну пожалуйста…
Я открываю глаза Греты.
Они оба здесь, Элиан Палник и Ли Да Ся, каждый возится с застежками ремней на моих руках. К дальней стене, поджав ногу, прислонился Талис. Выглядит спокойным, но все сенсоры работают на полную мощность: пылает, как если бы падал из космоса на Землю.
Застежка со стороны Да Ся расстегивается. Да Ся хватает руку, поднимает ее к лицу.
Эта рука сломана.
– Эта рука сломана, – говорю я.
– Ой! – Покраснев, она кладет руку на место. – Я не…
– Я преодолела боль, – говорю я. – Если хочешь, можешь держать.
– Ой, – снова говорит она. Руку не трогает.
Элиан освобождает мою вторую руку, но не касается меня.
– Можно вытащить эти винты? – спрашивает он Талиса.
– Это называется «нимб». – Талис выпрямляется и потягивается. – Правильно, мой ангел?
– Я не ангел, – говорю я.
Ангелы – чистые души без тела. Демоны – вселяются, а призраки – мертвецы, которые еще живы. Возможно, я демон или призрак, но… но…
– Кто ты тогда? – тихо, между нами, спрашивает Талис, сияя сенсорами.
Я знаю, что это важно. Мне не меньше, чем ему, интересно найти ответ. Мы ждем 3451 миллисекунду тишины, занятой обработкой информации.
– Я монстр, – говорю я.
И тогда на его лице расцветает улыбка, как вьюнок, оплетающий могилу.
– Добро пожаловать в клуб!
Освобожденная от болтов и застежек, я села на столе и провела осмотр. Органические структуры мозга были, конечно, разрушены прошедшим по ним током, и, по всей видимости, повреждения окажутся обширными, но это не важно. База данных зафиксировала и память, и подсознательные «инстинкты», управляющие необходимыми функциями – дыханием и прочим. Из базы данных они были переданы индуктивному контуру. Он работал безупречно, посылая сигналы в мозг именно так, как требовалось.
А что же тело? Его физическая смерть, кажется, была краткой; повреждения оказались минимальными. Гематомы на голове потенциально могли иметь последствия; я сделала себе заметку этим заняться. Остальные сводились только к боли и совершенно меня не беспокоили.
Я сплела пальцы и вывернула ладони, щелкнув суставами – вызвав бешеный поток данных. Отозвались кончики пальцев, потянулись сухожилия, уши зарегистрировали энергичный щелчок хряща, левый большой палец и левое запястье светились, как бенгальский огонь, требуя вмешательства.
– Не мучь ее.
Это Да Ся. Срывающимся голосом.
Я недоуменно повернулась к ней. Новый поток, новый каскад данных. Тонкие переплетения смыслов, полученных считыванием выражения ее лица: это самая увлекательная задача, которую мне когда-либо доводилось решать. О, это было восхитительно – чувствовать, как мои новые умения просматривают память о каждом разе, когда я видела ее лицо, выстраивают базу данных, оттачивают технику. Люблю отточенную технику.
Но сейчас я прочитать ее не смогла.
– Что ты имеешь в виду?
– А как же рука? – Она тронула мне локоть. – Ты сказала, она сломана.
– Я не об этом. Что ты имела в виду, когда сказала «ее»?
Она помедлила и ответила:
– Грету.
– Я и есть Грета.
Я действительно была Гретой. Полной копией ее воспоминаний, носящей ее тело – по крайней мере, на настоящий момент. В сущности, единственное затруднение состояло в том, что органические структуры памяти еще сохранялись (по крайней мере, частично). База данных пролистывала свой каталог зафиксированных выражений лица Да Ся, ища совпадение с нынешним (неподвижность рта, расширение глаз). Но одновременно с этим из мутных пучин сознания – раздробленного сканированием, трепещущего, как только что вылупившаяся бабочка, – поднимались другие воспоминания. Лицо Да Ся.
Этот образ… Он пришел от… от Греты. Я и есть Грета.
– Я и есть Грета, – повторила я.
Да Ся прижала руку к моей щеке.