«Дарованы нам с Небес прочный мир и счастливая жизнь…»

«Устанавливающий мир в Своих высотах, Он пошлет мир нам…»

Талис улыбнулся, ласково на меня глядя. В инфракрасном спектре на нем лежал глубокий холод.

– Не забудь волосы обрезать, – сказал Талис.

Волосы.

Когда мы вернулись в нашу келью, я попросила Да Ся ме ня остричь. И объяснила почему: рассказала про Лю Лиэнь, которая вертелась, когда в череп ей ввинчивали болты.

Лицо у Зи стало неподвижным.

– Грета…

– Может быть, это меня убьет. – Я взяла ее за руку. – Но… может, и нет. – Наверное, пора уже учиться надеяться. Я взяла с переплетного станка аббата ножницы, маленькие и острые, и протянула их Зи. – Я не могу… Зи, не могу справиться без тебя.

«Помоги мне, – снова мысленно взмолилась я. – Пожалуйста, помоги».

Зи решила скрыться за маской невозмутимого юмора.

– Некоторые полагают, что в первой жизни Талис был парикмахером.

Предположение был настолько нереальным, что чуть не лишило момент серьезности. Но я удержала ее.

– Да Ся, я не это имела в виду.

И она дотронулась до моего лица, так же как раньше, когда я замкнулась от надвигающейся угрозы пытки. Дотронулась за секунду до того, как я поцеловала ее.

– Я знаю. – Она забрала у меня ножницы.

Чтобы обрезать волосы, потребовалось немало времени. Маленькие ножницы. Тяжелые пряди. Руки Зи аккуратно продвигались к поверхности головы, поднимая за один раз по одному локону. Каскадом. По одному локону зараз, я стекала вниз с каждой ступенькой, раскрывалась и становилась свободнее, дыхание делалось глубже, теплее. Работая ножницами, Зи медленно обходила меня по кругу, ее одежда касалась моей, талия оказалась на уровне моего плеча, а грудь – около уха. Моя кожа ожила от близости ее кожи – так барабан начинает подрагивать от звука уда ров другого барабана. Ни одна из нас не произносила ни слова.

Когда Да Ся закончила и отступила назад, свет уже в полную силу запестрел на полу пятнами теней от бумажных журавликов. Зи оглядела меня. Когда она заговорила, голос ее был хрипловат – все-таки молчали все утро.

– Ну вот. Готово.

Я подняла руки, ощутила легкость, дотронулась до непривычных обстриженных кончиков, колющихся, но мягко, словно она превратила мои волосы в бархат.

– Я похожа на мальчика, – сказала я, с удивлением чувствуя свое преображение.

– Нисколько, – все так же хрипловато произнесла Да Ся.

Своим новым ви́дением я по теплу замечала, как движется ее кровь – приливает к горлу, к губам, к грудям. Это было возбуждение. Она не скрывала его – никогда не скрывала, – но и не говорила о нем. А я, столько лет я умела читать по-гречески, а этого заметить не могла?!

– Зи…

Мне захотелось отключить имплантированные сенсоры, но я не знала, как это сделать. Я хотела видеть ее своими настоящими глазами. Ее всю.

– Ли Да Ся…

Я встала. И поцеловала ее.

«Пребывая в пучине жизни, мы уже пребываем в смерти»[22]. Позже, размышляя, я вдруг поняла, что верно и обратное утверждение: пребывая в пучине смерти, мы пребываем в жизни. Если, как Уилме, мне предстоит оборвать свою жизнь – я хочу проститься с ней. Хочу пожалеть о ней, неистово, яростно. Может, серая комната убьет меня, может, нет, но так или иначе она меня преобразит, и жизнь, в ее нынешнем виде, будет закончена. Прежде чем это случится, я хочу побыть живой и хочу, чтобы смерть страшила меня, а не пришла тихонько, как долгожданный гость.

Я поцеловала Зи – и она меня. Мы рыдали и целовались. А потом больше чем целовались. И весь остаток утра… Больше я ничего не скажу. Буду хранить это молча, в сокровенных тайниках сердца.

Потом мы спали. Шел мой последний день – а мы его проспали, переплетясь и вместе ворочаясь на узкой кровати Зи, и руки богини были сложены у меня на животе, а ее дыхание шевелило волоски у меня на шее.

Но как было не проспать? Я так устала, что словно уже входила в другой мир. Да и что нам оставалось сказать друг другу, что сделать? У нас были годы. То, что я упустила их безвозвратно, терзало мне сердце, но сейчас уже не вернешь. Даже Талис не поможет.

Кажется, меня разбудил голод – по крайней мере, я про снулась голодной. Мое новое, подчиненное логике тело подсчитало время с последнего приема пищи и порекомендовало ввести углеводов и белка. Но вместо того чтобы отправиться искать себе углеводы и белок, я осталась тихонько лежать. Дыхание Зи шевелилось у меня на спине. Я позволила себе раствориться в тепле раскрывающегося и смыкающегося пространства между нашими телами.

Всю свою жизнь я жила под угрозой смерти – моей, моих друзей. Я была пешкой в планах о высшем благе и не выпускала себя из дремоты, чтобы выжить. Теперь я пробудилась. И нашла… любовь, которая царила вокруг. Там, где я никогда не ожидала ее найти. Зи.

Зи, и не только она. Элиан. Атта. Грего и Хан. Любовь. Она была повсюду. И теперь я собиралась ее покинуть. Ради высшего блага. Одно дело – отказаться от нее в неведении, как я и жила долгие годы. И совсем другое – держать любовь в руках, а потом выпустить.

У меня сдавило дыхание. Над ухом раздался сонный голос Зи:

– Грета…

Я перевернулась на другой бок, чтобы лечь к ней лицом. Кончиком пальца она провела мне по скулам, по длинному, как у собаки, носу. Каждый волосок на моей коже потянулся ей навстречу. Она расплела свои маленькие косички, и волосы были везде и, словно рисуя тонкими кисточками, щекотали мне шею. Снова поднялся ветер, он сдувал с яблонь желтые листья и разбрасывал их, как монетки, по стеклянной крыше. Я слышала, как они падают – тише, чем капли дождя.

– Я родилась под цветущими вишнями, – сказала Зи. – Весной мне исполнится восемнадцать.

– И ты поедешь домой.

Ли Да Ся предстояло жить.

– В горы, – поправила она.

Я понимала, что она чувствует: открытое небо прерий – оно всегда останется домом, не важно, где я родилась и какой землей мне суждено править.

– Надо написать письмо. Напомнить матери, чтобы вычеркнула меня из линии наследования.

Произнеся это, я сама поняла, что напоминать ни к чему. Об этом позаботятся. Панполяры никогда не согласятся, чтобы ими правил ВЛ.

Зи согласно мурлыкнула, без усилия следуя за движением моей мысли.

– Отец прислал письмо. Монахи нашли мне жениха. Полагаю, у него безупречное происхождение.

– Жаль… – невольно вырвалось у меня шепотом. Я желала невозможного. У нас никогда не будет сказки. Не бывает сказок про двух принцесс. – До цветения вишен шесть месяцев. Жаль, что их у меня нет.