Спустя час меня разбудили, и это было не приглашение к завтраку, – заказанные виконтессой блюда еще томились, – а возникший скандал под окнами гостинцы. Там и так было шумно, а собравшиеся вокруг зеваки еще больше распалили спорщиков, предвкушая переход от слов к делу. Казалось бы, самой судьбой или провидением это место предназначалось для многочисленных дорожно-транспортных происшествий, заторов и прочих мероприятий, неумолимо уничтожающих нервные клетки участников событий. Не знаю как во Франции, а уж у меня дома все подобные места, так называемые «временные узкости», неизбежно, с вероятностью больше или равной единице, приводят к появлению транспортного коллапса. По какому-то необъяснимому наукой закону, средства передвижения ломаются чаще всего там, где их поломка наносит максимальный урон движению. Но это полбеды, сама беда гораздо масштабнее: в этих местах чаще обычного встречаются упрямцы.

Прибытие экипажа новых постояльцев совпало с отбытием из города какого-то месье с замашками аристократа: судя по костюму и двухколесной коляске, им же управляемой, не особо богатого, но чересчур гордого и с непомерными амбициями. Последнее качество, видимо, и сыграло первую скрипку в начинающемся споре, кто кому должен уступать дорогу. И дело-то вроде совсем пустяшное, но отступать на несколько метров никто из спорщиков не собирался. Оппонент месье тоже был не лыком шит и через слово хватался за тяжелую трость, запретив кучеру «кукушки» идти на поводу у здравого смысла. Можно было смело утверждать, что оба они были выделанные по одному и тому же образцу. Каждый из них наследовал от отца те же добродетели и те же пороки, которые точно так же, передались их родителям от дедов и прадедов. И если ассоциировать их с двумя обладателями рунного шерстяного покрова из известной басни, повстречавшимися на узкой тропинке, то любой француз пояснит, что это весьма характерно для бретонцев. Это были люди упрямые, слишком независимые и слишком много уверовавшие в самих себя, надеявшиеся исключительно на себя и не считавшиеся ни с кем кроме себя. Таковы были спорщики, встречающиеся здесь повсеместно со времен незапамятных и до нашего времени. Наконец, нервы будущего постояльца не выдержали, и его противник опал на мостовую как озимые, получив набалдашником трости промеж глаз. И едва стоило этому свершиться, как на улице установилась тишина, а люди стали расходиться. В целом и общем дуэлянты во Франции измельчали. Еще полвека назад шпаги были остры, а несчастные случаи часты, теперь же спор решился чуть ли не дракой на дубинках. Проигравшего бедолагу тут же занесли обратно в гостиницу, а победитель, скорее всего, преспокойно туда же заселился, как только экипажи были разведены. Однако это было только началом истории. Посматривая по сторонам, я пытался понять, куда же мы заселились.

В действительности гостиница на улице Гюгена была не очень велика, вокруг нее не было парка, который придает особенную грандиозность обиталищам, как и не было широкого подъезда, столь необходимого для удобства постояльцев. Впрочем, надо сказать, что дом сам по себе имел некую прелесть. Он был построен в дни Генриха III, в том архитектурном стиле, которому мы даем название фахверковый. Парадный вход с выдающимся вперед подъездом, само собой разумеется, ни под каким видом не мог находиться посередине фасада из-за уклона улицы. Именно поэтому при входе в главную дверь справа красовалось одно окно, а слева – три. Из всех окон, придуманных архитектурой этого стиля, едва ли найдется другое, более приятное на вид, чем то, украшенное цветами, что выходило на улицу из моего номера. Здесь, в Сен-Брие, мне кажется, красота окон множилась еще тем, что они не имели однообразной формы и не отличались особой правильностью. Некоторые были сравнительно более широки, другие, наоборот, узки. Но общий вид от этого ничего не терял, напротив, едва ли можно было придумать что-нибудь лучше, особенно когда из окошка дома напротив высовывается мало одетая молодая дама, торопливо заправляющая выбившую прядь из шикарной прически, и улыбающаяся тебе. Тут и артиллерийского призматического бинокля не нужно, здесь как в первом ряду. «Так и манит, чертовка, – сказал я про себя, подмигнув даме. – И про холод забывается, и на подвиги тянет».

До завтрака время еще оставалось, и я решил быстрым шагом пройтись до местной тюрьмы, дабы осмотреть и, если потребуется, зарисовать маршрут от казенного дома к порту. В том, что потребуется, я не сомневался. Витало что-то тревожное в воздухе, да и готовиться лучше всего сразу к худшему сценарию, а он подразумевал и силовой вариант, и подкуп, и шантаж. Спускаясь по лестнице, я обратил внимание на какое-то движение в вестибюле, где были размещены два плетеных стула и старый обшарпанный стол напротив зеркала. По обычаю гостиниц направо от небольшого вестибюля при входе располагалась кофейная комната, налево – столовая, и с лестницы был самый лучший обзор. Остановившись, я стал присматриваться и чуть не присвистнул от удивления. Передо мной развернулась интересная картина, являющаяся как бы продолжением сегодняшних уличных событий, а именно, как мужчина с тростью ловко обшарил лежащего без чувств недавнего соперника одной левой рукой, избавив его от нескольких монет и вытащив у него из дорожной сумки какие-то предметы. Он сложил их горкой на стол и полез ощупывать сапоги.

Остановившись за его спиной, я кашлянул.

– Месье, прошу прощения, – громко сказал мужчина с тростью, оборачиваясь ко мне. – Я заметил в отражении зеркала, как вы подошли, позвольте представиться, помощник префекта Жан-Люк Видлэн. Не соизволили бы вы оказать мне небольшую услугу?

– Какого рода? – спросил я.

– Извините, вы не могли бы говорить чуть громче? После того, как возле меня разорвало пушку, я плохо слышу. Обычно я понимаю сказанное по губам, но с вами это не получается, другая артикуляция. Вы, видимо, иностранец.

– Какого рода услугу? – повторил я, повышая голос.

– Мне необходимо составить опись вещей разыскиваемого за мошенничество негодяя, известного как Ричард Макларен.

– Англичанин? – с долей удивления уточнил я.

– Нет, месье. Хотя для меня нет разницы, кем является жулик: бельгийцем, каталонцем, провансальцем или гасконцем. У этой братии один корень. Однако если вы интересуетесь, то, к сожалению, лежащий на столе – самый настоящий бретонец. Этот гад перебрался в Новый Свет, взял новое имя и вернулся обратно.

– Понятно, – кивнул я. – Если это не займет много времени, я готов.

– Не займет, месье. Просто Макларен нанес мне укол в ладонь, и я не смогу писать.

– Так вы ранены? Может, лучше сначала пригласить врача, а потом заниматься остальным? Должно быть больно…

Жан-Люк продемонстрировал мне замотанную черным платком ладонь и произнес:

– Меня болью не испугать, я уже послал за помощью. В арестантском доме есть врач, он и посмотрит. А сейчас, если позволите, Луиза принесет писчие принадлежности, и мы составим опись. Тут всего пять предметов, но если бы не фальшивые акции… Я бы попросил ее, хотя она еле-еле выводит свое имя, однако этому препятствует одно обстоятельство: она несдержанна на язык. И ко всему прочему, мне надо спешить.