Я была благодарна, что мой гнев наконец нашел себе выход. Он дал мне силы в течение нескольких часов зубами вести борьбу с путами у меня на запястьях.

Узлы упорно отказывались развязываться, но сами путы слегка ослабели. Кровь побежала по жилам более свободно, и я вновь могла пошевелить пальцами. В борьбе с повязкой появились успехи. Ткань чуть-чуть соскользнула с глаз, и я смогла разглядеть узкие щели между досками ящика. Когда шаги послышались снова, я уже знала, чего ожидать. Мое тело сотрясала дрожь, но если ничего не предпринимать, мы с Лолой закончим жизнь, как Мишель, исполосованные острым ножом.

Услышав, как он возится с засовом над моей головой, я задержала дыхание и представила себе реку, катящую воды по долине; она смывает буквально все на своем пути – машины, деревья, дома. Наверное, когда он открыл крышку, вдохнул накопившийся гнев. На какой-то миг мой гнев, словно газовое облако, отравил его сознание.

Он наклонился, чтобы схватить меня за руку, и в лицо мне ударил резкий запах аммиака. Мне тотчас вспомнилась девушка с кладбища, нашедшая свой конец вдали от родной страны, и Шерил Мартин, корившая себя за то, что не оказала сопротивления, хотя, наверное, могла. Моя беда заключалась в том, что я не знала, с чего начать. Более того, могла ли я тягаться с ним со связанными руками. Моя многострадальная спина больно задела о борт ящика.

Он усадил меня на стул. Мне было слышно, как он ходит по комнате. Я пыталась вычислить, как далеко я могу допрыгнуть со связанными ногами. Он прижал к моим губам металлический стакан. На этот раз вода была теплая, кисловатая и с какой-то песчаной примесью. Один бог ведает, что он там в нее намешал. Какой-нибудь седативный препарат, украденный из больницы.

Жидкость вытекла у меня изо рта, в горло попало лишь несколько капель. Он попытался рукой разжать мне челюсти, и мне стало слышно его сопение. Сердце больно стучало о ребра. Вспомнилась рваная рана на шее Сюзанны Уилкс, незрячим взглядом смотрящей в небо, лежа на мостовой, – и у меня перехватило дыхание. Я резко дернула головой и сумела выдавить из себя несколько фраз:

– Я знаю, что это ты. От нашатыря никакого толку. Я чувствую твой запах.

Услышав, что узнан, он на мгновение застыл на месте. А потом поступил так, как я и надеялась, а именно – ударил меня. Но на этот раз я знала, что это мой последний шанс и его нельзя упустить.

Как только его кулак соприкоснулся с моим лицом, я что есть сил впилась в него зубами. Я прокусила ему пальцы почти до кости, и мой рот наполнился едким вкусом отбеливателя. Мучитель вскрикнул и попытался высвободить руку. Я же напоследок еще сильнее сжала зубы. Было слышно, как хрустнула кость.

Затем наступили несколько мгновений тишины, пока он обрабатывал рану. Я поспешила воспользоваться передышкой; сдвинув с глаз повязку, отскочила в сторону и выхватила из его разложенной на полу коллекции нож. Когда он снова двинулся на меня, я резко подняла над головой руки, после чего столь же резко опустила их. Повязка снова начала съезжать мне на глаза, так что я толком ничего не видела. Только целилась ему в лицо.

Был виден лишь его силуэт, потому что он был в балаклаве[63]. Но мне повезло. Нож нашел цель. Я для надежности всадила его как можно глубже и повернула рукоятку. Из горла мучителя вырвался нечеловеческий вопль, какой издает скот, когда его клеймят, и он лицом вниз повалился на пол.

* * *

Не знаю, сколько я там простояла, по-прежнему сжимая в руке нож и тупо глядя на лужу крови, что растекалась все шире и шире. Затем я услышала негромкое постукивание и, насколько смогла, снова стянула с глаз повязку. В тусклом свете ящики не производили особо зловещего впечатления. Их четыре, каждый длиной шесть футов и чуть менее трех в высоту[64]. В таких обычно хранят уголь или дрова.

С бьющимся сердцем я открыла тот, что стоял рядом с моим. Мне было страшно представить, что он успел сделать с Лолой. Когда крышка наконец поддалась моим усилиям, первым, что предстало моему взгляду, была ее спина, вся в крови и синяках. Но, по крайней мере, Лола была жива. Возможно, мне показалось, но когда она перевернулась ко мне лицом, то даже с кляпом во рту улыбнулась. Я попыталась найти слова утешения, но ужас и одновременно облегчение на миг лишили меня дара речи.

Кожа Лолы была белой как мел, и на фоне этой белизны на плечах багровели синяки. Но, по крайней мере, лицо ее цело, ни единой царапины. Вскоре она уже сможет отвечать на вопросы. Но пока она была голая, окоченевшая и бормотала что-то нечленораздельное. Взяв с пола нож поменьше, я принялась разрезать веревки у нее на запястьях. Те были стерты почти до крови: судя по всему, она, как и я, пыталась избавиться от пут, и, как только я освободила руки, она оказала мне взаимную услугу.

Единственное, что нашлось, чтобы прикрыть ей плечи, – это полотенце в пятнах отбеливателя. Она пока не могла говорить, лишь в изнеможении опустилась на стул, на котором наш мучитель заставлял нас сидеть, и тупо уставилась на тело на полу. Я тем временем заглянула под крышки остальных ящиков. К счастью, те оказались пусты. Убийца решил устроить конвейер, но не успел запустить его в действие.

Вспомнив пристрастие Рэя Бенсона к кодовым замкам, я испугалась, что нам никогда не выбраться отсюда. Было бы чертовски обидно, если бы выяснилось, что пути к бегству не существует. Мое сердце стучало о ребра, словно кузнечный молот. Меня спасало лишь то, что шок еще не прошел и потому не хуже морфина снимал болевой синдром.

На тот момент до меня еще не дошло, что я убила человека. И не было ни малейшего желания проверять, Шон это или нет. Не хотелось стаскивать с него балаклаву, чтобы увидеть, как я изуродовала его смазливую мордашку. Для меня куда важнее было другое – отыскать путь к спасению Лолы. Я считала своим долгом доставить ее в безопасное место. Увы, дверь не желала открываться. Ко мне вернулся излюбленный кошмар: все выходы замурованы, мне никогда не вырваться на свободу.

Я посмотрела на лежащее на полу тело в джинсовом комбинезоне. В одном из карманов наверняка лежат ключи. Но я не могла заставить себя даже приблизиться к нему, не говоря уже о том, чтобы обыскать. Вместо этого решила воспользоваться окном. Стандартное деревянное окно, с матовым стеклом. Но и оно задраено наглухо.

Тогда огляделась по сторонам в надежде отыскать что-нибудь тяжелое. Увы, комната пуста, как операционная. Не считая ящиков и ножей на полу, в ней имелась лишь раковина, два деревянных стула и оловянная кружка, из которой он нас поил.

Я схватила один из стульев и, со всех сил размахнувшись, швырнула им в окно. Послышался звон разбитого стекла. Боже, с каким удовольствием я бы разнесла к чертовой бабушке еще десяток окон, пока не отхлынул адреналин.

Почему-то я была уверена, что мы заперты в подвале. Если убийца верный последователь Бенсонов, он наверняка соорудил копию подвала, над которым Рэй трудился несколько месяцев. Но когда я высунула голову в дыру в стекле, оказалось, что подо мной бездна. Мы были не в подвале и даже не на первом этаже, а гораздо выше. В темноте было невозможно рассмотреть, что там внизу. Я различила лишь несколько деревьев и бетонную дорожку. Спуститься вниз, как Рапунцель из сказки, не свихнув себе при этом шею, никак не получится.