— Конечно.

Они подъехали к дому Генри и вошли внутрь. Все кругом сияло чистотой, в воздухе стоял запах полироля и свежей краски.

— Так красиво!

— Да, дом постепенно возвращается к жизни, — согласился Генри. — Он ждет только новую хозяйку.

В спальне, как и в прошлый раз, стояли свежие цветы. В отделанной белым мрамором ванной комнате он вручил ей ножницы, бритву и все остальное, что могло понадобиться для бритья. Он разделся до пояса, чтобы Купер смогла приступить к делу. Она заставила его сесть на край ванны и начала состригать бороду ножницами.

— Я прочел твою статью в «Пикчер пост», — сказал Генри. — Бальмен должен быть тебе благодарен: ты обеспечила ему неплохой старт.

— Он яркий талант.

— А когда ты сделаешь то же самое для своего друга Диора?

Она сосредоточенно состригала завитки волос, стараясь его не порезать.

— Думаю, уже скоро. Я постоянно побуждаю его уйти от Лелона. Но временами он просто отвратительно робок. Или отвратительно ленив. А может, и то и другое сразу.

Она щедро намылила его лицо густой пеной и взялась за бритву.

— Тебе раньше приходилось это делать? — спросил Генри.

— Дважды в неделю, до тех пор, пока я не ушла из дому. Я брила отца по понедельникам и средам. Прекрати пытаться меня поцеловать, а то я не отвечаю за порезы. — На самом деле, руки у нее так тряслись, что бритва в них представляла собой угрозу для жизни Генриха, но ей кое-как удалось совладать с собой. У нее неплохо получалось, когда она не смотрела ему в глаза, а сосредоточенно срезала покрытую пеной щетину, обнажая знакомые контуры его лица.

— Где ты был? Только ответь честно.

— Там, где шло сражение задушу Франции. Коммунисты делали все возможное, чтобы дестабилизировать обстановку в стране и аннексировать ее в пользу Советской России. Но, похоже, сейчас эта волна пошла на спад, и их силы понемногу, но убывают. И, как ни странно, это никак не связано ни со мной, ни с моей бородой, а целиком и полностью с жестокими методами Сталина.

— Что ты имеешь в виду?

— Славная Красная армия всегда служила главным орудием коммунистической пропаганды. Коммунисты годами рассказывали французским рабочим сказки, как придет Красная армия и освободит их от рабства. Но теперь все своими глазами увидели, что несет с собой такое освобождение: они обратили Польшу, Венгрию, Чехословакию в государства-узники. А теперь и Берлин сделают закрытым городом. А Берлин, моя дорогая, находится не так уж далеко от Парижа. В конечном счете в мою задачу входило указать нужным людям на эти нестыковки, чтобы они самостоятельно сделали выводы.

— Наверняка было что-то еще. Ты обещал рассказать всю правду.

— Труднее всего было втереться в доверие к нужным людям. А сталкивать две противоборствующие стороны, не принадлежа ни к одной из них, всегда тяжело. Красная армия рада была присвоить себе все лавры за победу над нацистами. Их послушать, так все герои французского Сопротивления являются убежденными сталинистами. Развеять этот миф было жизненно необходимо.

Его темные раскосые глаза жадно оглядели ее.

— Ты такая красивая! — восхищенно произнес он. — Ты мне снилась. Но всем этим снам далеко до действительности.

— Ты похудел, — сказала она, окинув взглядом его поджарый торс.

— Мне не всегда удавалось есть досыта. Я очень рассчитываю на наш ужин в «Рице».

— Ты не можешь по-прежнему жить в «Рице», — вырвалось у Купер, — в то время как этот прекрасный дом пустует. Одни лишние расходы. — Она сбрила последний клочок бороды. — И мы не можем всю жизнь питаться в ресторанах. Это вредно. Нам нужна здоровая домашняя пища.

— Не могу с тобой не согласиться. — Он перехватил ее кисть. — Купер, как долго ты еще будешь заставлять меня ждать?

Она с минуту помолчала, потом осторожно высвободила руку и сполоснула лезвие под струей воды:

— Если ты и вправду меня хочешь, я твоя.

— О, любовь моя! — Он порывисто обнял ее. — Я не устану благодарить за тебя Бога.

Она неуверенно засмеялась:

— Генри, ты единственный мужчина из всех, кого я знаю, кто действительно говорит подобные вещи.

— Я говорю только то, что действительно подразумеваю.

— Я знаю. — Она положила бритву и повернулась, не разжимая его объятий, чтобы рассмотреть чисто выбритое лицо. — Так-то лучше. Теперь ты снова похож на самого себя.

— Я постараюсь быть тебе лучшим мужем, чем твой бывший, — сказал он, глядя на нее с обожанием. — Ты ведь не собираешься снова сбежать из-под венца?

— Нет. Обещаю. Я тоже постараюсь быть тебе хорошей женой, мой милый. И еще обещаю…

Но что еще она собиралась пообещать, так и осталось неизвестным, потому что он заставил ее замолчать поцелуем.

* * *

Ее вторая свадьба, как она и просила, состоялась в office des mariages[68] местной мэрии. Церемония прошла очень тихо: никаких русских графинь, никакой парижской богемы. Присутствовали только Кристиан, Пьер Бальмен и Катрин с Эрве в качестве свидетелей. Обстановка была далека от гламурной: одну стену комнаты занимали шкафы с папками, зато другая окнами выходила на Триумфальную арку, а государственным нотариусом оказалась очаровательная женщина, которая после совершения церемонии расцеловала по кругу всех присутствующих. Купер была одета в бледно-розовое платье с отложным воротничком, сшитое для нее Тианом, а в руках, как и хотела, держала букетик из полураспустившихся розовых бутонов. Все мужчины были в утренних костюмах, легких пальто и цилиндрах. Купер и Генри обменялись самыми обыкновенными золотыми кольцами, и это наполнило их тихой радостью.

После церемонии жених с невестой и гости отправились обедать в отдельный номер в «Рице». Стол был украшен кремово-белыми лилиями, и блюда были столь же красивыми и элегантными: начали с устриц и продолжили омарами и лососем, запивая их винтажным шампанским.

Эрве и Тиан произнесли тосты. Эрве держался с достоинством, а Диор расчувствовался в середине речи, и пришлось дать ему платок, чтобы он осушил глаза и смог продолжить.

Катрин быстро поправлялась и выглядела теперь значительно лучше. Они с Эрве так и жили неподалеку от Грасса, на юге Франции. Это Катрин собрала ей букет из роз, которые срезала у себя в саду. Ее тело снова приобрело женственные изгибы, волосы отросли, но Купер казалось, что она никогда не сможет избавиться от обращенного в глубь себя взгляда. Несколько раз за время обеда Купер замечала, как Катрин на какое-то время застывает, глядя в одну точку и сцепив руки. В такие минуты та, видимо, погружалась в ужасные воспоминания. Простое прикосновение к руке могло вывести ее из этого состояния, но Купер понимала, что Катрин еще предстоит пройти