– Это не так уж плохо, – глаза Отоева стали сонными, и на лице появилась вялая улыбка.

– А у вас есть дети? – спросила девушка, надеясь «нащупать» какие-нибудь контактные точки и оттянуть время.

– Ты сама как дитя. Богиня! – произнес Отоев, деловито снимая с себя брюки.

– Ничего, если я трахну тебя прямо в галстуке? – вдруг спросил он с серьезным видом.

– Нет! – крикнула девушка.

– Почему? – капитан отшвырнул брюки и схватил ее за горло правой рукой. – Тебе не нравится мой галстук?

– Да, – прошептала она.

– Почему? – он чуть-чуть ослабил хватку, давая ей возможность ответить.

– Потому что твой галстук омерзителен, как и твоя рожа, – прошептала Аня.

– Пожалуй, это минус, – ухмыльнулся Отоев. На лице у него появилось озабоченное выражение. – Советую тебе срочно найти плюс. Сделай это для меня, детка.

Аня, украдкой взглянув на часы, сидела молча, опустив глаза.

– Неужели нет ни одного плюса? – спросил капитан, размахнулся и отвесил ей пощечину.

Из носа девушки потекла кровь.

– Есть плюс, – прошептала она, глядя на него с ненавистью, – у твоего галстука. Он отвлекает от твоего омерзительного живота.

– Твое хамство входит в перечень услуг? – изумился Отоев. – И как это называется? Эротический дриблинг?

Он снова размахнулся и ударил ее. Но теперь уже по другой щеке и с такой силой, что голова ее откинулась назад и девушка, ударившись о стенку, почувствовала тяжелую тупую боль в затылке.

– Тупой урод! – произнесла она, слизывая кровь, появившуюся в уголке губ.

– Маргарита! Не смей меня так называть! – Отоев, вытаращив глаза, застыл в изумлении. – Не двигайся! – заорал он, как фокусник, молниеносно достав откуда-то пистолет.

– Я не Маргарита! – произнесла девушка и, свернувшись калачиком, расположилась на банкетке спиной к нему.

Некоторое время капитан стоял молча, сосредоточив внимание на какой-то точке на потолке. На лице его выступил пот. Он был настолько обильным, что капли его стекали с кончика носа Отоева на выпяченную нижнюю губу. То и дело облизывая губы, капитан двигал вверх и вниз рукой, в которой держал пистолет, словно пытался кого-то взять на мушку. На груди его, на рубашке, появилось огромное пятно от пота, которое соединилось с пятнами, ползущими из подмышек. И вскоре вся рубашка превратилась в мокрую тряпку. А Отоев, так и не определившись с целью, вдруг замотал головой и, тяжело дыша, рухнул на колени. И тут его вытошнило.

– Маргарита, – произнес он заискивающим голосом, вытирая испачканный рвотой рот тыльной стороной руки, в которой держал пистолет. – Ты не можешь вечно болтаться между мной и другими женщинами.

Внезапно состояние его резко изменилось. Он вскочил, снял большим пальцем пистолет с предохранителя, наклонил голову и, целясь в затылок девушки, с угрозой произнес:

– Твое место в болоте, сука!

à тут Аня вскочила. Схватив двумя руками стоявший возле банкетки металлический канделябр и приложив максимум усилий, она опустила его на голову Отоева. Удар пришелся по самому центру головы.

На секунду капитан застыл в изумлении, широко раскрыв глаза. Затем они, то ли от боли, то ли от того, что на лицо его обильно хлынула кровь, закрылись. А руки его конвульсивно сжались, и пистолет выстрелил. Пуля вошла в стенку прямо над головой рухнувшей на банкетку девушки.

Отоев сделал шаг вперед, выронил пистолет и упал на пол. Несколько секунд он лежал неподвижно. Потом глаза его, залитые кровью, резко открылись.

– Я ничего не вижу, – пробормотал он. – Здесь так темно и холодно, Маргарита.

à капитан уставился на потолок, сжимая и разжимая пальцы той руки, из которой выпал пистолет.

Страх сковал девушку. Канделябр, основание которого было в крови, выпал из ее рук. Она зажала рот ладонью и пронзительно закричала.

à тут раздался внезапный и сильный удар по входной двери. Потом еще один. à снова такой же удар, но только в окно. В комнату, ввалившись вместе с рамой, влетел Суворин с булыжником в руке.

Увидев его, девушка затряслась мелкой дрожью и заплакала.

– Аня! – выдохнул Суворин с облегчением, зацепив взглядом пулю, застрявшую в стене, и затем пистолет, лежавший возле тела Отоева.

– Я его убила, – сообщила девушка.

– Не факт, – Суворин посмотрел сначала на испачканный в крови подсвечник, а потом на распростертого капитана.

Подошел к нему, склонился и пощупал пульс.

– Мертв? – спросила Аня.

– Я виноват, Аня, – Панкрат сел рядом с девушкой и обнял ее за плечи. – Я не должен был использовать тебя. Он тебя изнасиловал?

– Нет, – ответила она и повторила вопрос, с ужасом глядя на окровавленный канделябр: – Он умер?

– Ты защищалась, – Суворин наклонился и заглянул ей в глаза. – Ведь этот человек ворвался в твой салон…

Панкрат бросил короткий взгляд на валявшиеся на полу брюки Отоева и продолжил:

– собираясь тебя изнасиловать. Закрыл на замок дверь.

Суворин осторожно взял девушку за подбородок и осмотрел лицо, потом он завершил «картину»:

– Ты сопротивлялась. Тогда он несколько раз с силой ударил тебя по лицу, потом выхватил пистолет и выстрелил.

– Он стрелял уже после того, как я ударила его.

– Здесь есть камера? – спросил Панкрат.

– Нет, – вздохнула девушка, вытирая глаза руками. – Тамбовский не.

– Отлично. Тогда так все и будешь говорить: ворвался в салон.

– Но он не ворвался, – возразила девушка. – Вошел культурно. Я даже записала его.

– Ладно, – кивнул Суворин. – Тогда говори так: «Он вошел и, пока я регистрировала его, закрыл на замок входную дверь. Потом толкнул меня на банкетку и несколько раз ударил».

– Два, – уточнила девушка.

– Два, – согласился Панкрат и продолжил: «Потом он разделся и, угрожая мне пистолетом, попытался изнасиловать…» Ничего не усложняй, не сочиняй никаких сцен, – предупредил он, взяв в руки край ее юбки. И, не обращая внимания на изумленный взгляд девушки, попробовал сначала ткань на прочность, а потом с силой резко рванул ее. Юбка разорвалась до самого пояса.

– Это сделал он? – спросила Аня.

– Это сделал он, – убежденно произнес Панкрат. – А ты только защищалась. А теперь я вызову милицию.