А что же Крупская, что же законная жена Ильича? Как ни трудно в это поверить, но ходили слухи, что, когда еще не был решен вопрос о строительстве мавзолея, она предлагала похоронить Ленина рядом с Инессой Арманд, а когда придет время, то рядом с ними похоронить и ее.

Странно? Очень странно. Но такие тогда были люди и такие времена. Надо ли говорить, что последовательниц такого образа жизни как у юных комсомолок, так и у высокопоставленных партийных дам было великое множество, причем не только в России. В Германии знамя свободной любви подхватила Мария Грессгенер, которая, по существовавшему тогда обычаю, вступив в партию, взяла псевдоним Остен. Да и в коммунистическом издательстве «Малик», где она тогда работала, почти все авторы печатались под псевдонимами.

И надо же так случиться, что как раз в это время с «Маликом» стали сотрудничать такие известные русские писатели и поэты, как Максим Горький, Илья Эренбург, Константин Федин, Юрий Тынянов и Владимир Маяковский. Все они не избежали чар молоденькой немецкой коммунистки, но, как она ни умоляла, в Москву ее с собой никто не брал. И лишь Михаил Кольцов, который в свое время начитался статеек Инессы Арманд и Александры Коллонтай, решился на создание коммунистического треугольника: он увез с собой Марию и в Москве стал жить и с ней, и со своей женой Елизаветой.

Все было прекрасно, пока Мария не вспомнила о своих обязательствах по отношению к другим коммунистам: так в поле ее зрения оказались не только такие известные немецкие политэмигранты, как Вилли Бредель и Вильгельм Пик, но также кинорежиссер Сергей Эйзенштейн и, что уж совсем невероятно, популярнейший в те годы соратник Ленина Карл Радек (он же Собельсон). Этому человеку позволялось многое: он то писал панегирики в адрес Сталина, то сочинял про него анекдоты, поэтому его то арестовывали, то выпускали и даже ввели состав комиссии по разработке сталинской конституции.

Но после одного из самых рискованных анекдотов, состоящего всего из одной фразы, судьба Радека была предрешена. Однажды его упрекнули в том, что он плетется в хвосте у Льва Троцкого. «Уж лучше быть хвостом у Льва, чем задницей у Сталина!» – выпалил он.

Надо ли говорить, что это тут же стало известно вождю! Терпение Сталина лопнуло, и он приказал Радека арестовать. Попали под подозрение и все его знакомые, в том числе и Мария Остен. Спасло ее только то, что Михаил Кольцов, который в то время был у вождя в фаворе, объявил Марию своей гражданской женой.

Некоторое время все шло прекрасно, он даже брал ее с собой в Испанию. Но потом, уже в Москве, был безобразный скандал, после которого Мария ушла от Кольцова. Михаил Ефимович страшно переживал, он даже несколько раз доставал свой револьвер, но потом успокоился и погрузился в текучку дел. Их было так много, причем очень серьезных, что вспоминать о ветреных подругах не было ни времени, ни желания.

И вдруг эта встреча! И где? В осажденном Мадриде.

«То, что Мария с Бушем, вполне нормально, – лихорадочно размышлял Кольцов, – одну ее из Москвы ни за что бы не выпустили. Так что спасибо тебе, дружище Эрнст, что привез Марию в Испанию. Было у тебя с ней что-нибудь или не было, не имеет значения: в конце концов, я тоже не святой и общества испанок не избегал. Но одно дело – любовь на час, и совсем другое… Черт возьми, а ведь я ее люблю! Так люблю, что прямо не знаю, что готов для нее сделать! – обрадовался и одновременно ужаснулся своим чувствам Кольцов. – Нет, я должен ее вернуть! Вернуть во что бы то ни стало!» – решил он и протянул руку Бушу.

– Послушай, Эрнст, – просительно заглянул он ему в глаза, – не найдется ли у тебя какого-нибудь дела, которое ты смог бы провернуть без Марии? Оставь нас хотя бы на полчасика, а? Век тебе не забуду!

– Да что там, на полчасика, – махнул рукой Буш, – на всю оставшуюся жизнь! Скажу тебе по секрету, – шепнул он Кольцову на ухо, – что всю эту поездку организовала Мария. Как только узнала, что ты снова в Испании, всю плешь мне проела, требуя, чтобы я согласился на гастроли и, само собой, взял ее с собой в качестве секретаря и переводчицы.

– Да ты что?! – буквально расцвел Кольцов. – А я-то, дурак, страдаю, как какой-нибудь гетевский Вертер и чуть ли не гадаю на ромашках: любит – не любит, к сердцу прижмет – к черту пошлет.

– Не пошлет, – похлопал его по плечу Буш. – Счастья тебе, Михаил! А на Марию не сердись: она ведь только с виду такая гордая, а на самом деле, говоря по-русски, хорошая, добрая и не очень счастливая баба. Ты, Мишка, постарайся сделать ее счастливой, поверь, что она этого стоит. Обещаешь?

– Клянусь, – прижал руку к сердцу Кольцов. – Теперь я с ней, как у нас говорят, до березки.

Как в воду глядел Михаил Кольцов, но только все будет наоборот: не он с ней будет до березки, а, проявив поразительную верность, преданность и самоотверженность, до самой березки Мария будет с ним, и даже не с ним, а с памятью о нем.

Не успел Буш скрыться за углом, как Кольцов подхватил Марию под руку и потащил в ближайший ресторан. Меню оказалось довольно скудным, зато испанских вин было сколько угодно. Кольцов хорошо помнил, что Мария любит херес, причем не любой, а сухой: он золотистого цвета и с легкой горчинкой. Всем официантам давным-давно выдали винтовки и отправили на передовую, поэтому заказ принял пожилой, к тому же припадающий на деревянную ногу хозяин. Выслушав Кольцова, он уважительно склонил блестящую, как бильярдный шар, голову и почтительно заметил:

– Синьор разбирается в испанских винах, а это верный признак, что в Испании он не впервые.

– Не впервые, – весело подтвердил Кольцов, – к тому же я бывал в местечке Херес-де-ла-Фронтера, которое дало название этому чудесному вину. Хотите, расскажу, как это случилось?

– Я эту историю знаю, – вежливо поклонился хозяин, – а вот синьора едва ли. Пока я хожу за вином, расскажите ее вашей прекрасной подруге.

– И в самом деле, – подхватила Мария. – Расскажи. А то историю Испании я знаю назубок, а о ее главном достоянии ни слова.

«Слава тебе, господи, – облегченно вздохнул Кольцов, – что хозяин подкинул эту тему, а то я просто не представлял, с чего начать разговор».

– Случилось это триста лет назад, – откинувшись на спинку стула, тоном завзятого лектора начал Кольцов. – Вина в те годы делали много и хранили его в огромных глиняных кувшинах. И вот ведь беда, подоспел новый урожай, пора делать новое вино, а распродать старое крестьянин по имени Хозе не смог. Придется выливать, решил он, прошлогоднее вино никто не купит, а посудины для нового нет. Но как только он открыл крышку и заглянул вовнутрь, то тут же разразился отборными ругательствами: вино было покрыто мерзкой пленкой, больше похожей на прокисшие дрожжи. «Хотел бы я знать, что за гадость под этой пленкой», – подумал он и, на всякий случай перекрестившись, взял черпачок, отодвинул пленку и зачерпнул какой-то золотистой жидкости.

«Выглядит это красиво, – залюбовался он, – но пить наверняка нельзя». Как же Хозе был поражен, когда сделал глоток этой золотистой жидкости! Букет, аромат, вкус – все было настолько необычно и настолько прекрасно, что он решил разлить вино по маленьким кувшинчикам и проверить его действие на людях. На рынке эти кувшинчики у него отрывали с руками, причем и мужчины, и женщины! Как оказалось, на мужчин это вино действовало тонизирующе, а на женщин возбуждающе, поэтому пили его в основном на ночь. Впрочем, стаканчик хереса – а Хозе решил назвать свое вино в честь родного местечка – помогал и утром: хорошее настроение, активность и бодрость были обеспечены на весь день. И это вполне естественно: как показали более поздние исследования, это вино было биологически активным, так зрело под пленкой из случайно попавших в кувшин бактерий, которые водились только в местечке под названием Херес-де-ла-Фронтера.