— Он как-то узнал, что мы тогда Датзеру «Абалейский мед» привезли, — продолжил Гриша.

— Точное его количество, и что он в глиняных бутылках разлит был — все знал, — кивком подтвердил сказанное Хрисан. — Хулил деда почем зря, чуть драться на него не бросился. Если бы Гриша, — кивнул он в сторону того, — под ноги ему не выстрелил и не осадил резко, то точно до рукоприкладства дело бы дошло. А так, оружием с его сопровождением друг в друга потыкали, словесно поугрожали… уезжая, он велел, чтобы все имеющееся у нас запасы вина, а также способ его изготовления ему доставили. Не забыл он и про остальные наши товары, немцу переданные. Ими он тоже заинтересовался и сказал, чтобы в будущем только через него все сбывали, иначе грозился всех нас уничтожить.

— Иначе уничтожит нас, говоришь? — после небольшой паузы, протянул я, переваривая услышанное. — Это он зря.

Как только я появился в этом мире и заявился на хутор с детским табором за спиной, пришлось срочно думать о том, как всех нас прокормить. Вот тогда я ничего лучшего и не придумал, чем предложить «Абалейский мед» купцу Варханову. Здоровенный, как медведь, с виду добродушный, но руку при нужде откусит… ошибся я в нем, он и голову вознамерился нам откусить, когда до него дошло, что к нему в руки попало. Еле отбрехались тогда, что это старые запасы, еще с Забайкалья привезенные, столетней выдержки мед. И если бы не случившаяся сейчас нужда, ничего не стали бы продавать, так как секрет изготовления давно утерян и запасы эти невосполнимые теперь. Вроде бы поверил, хотя нервов он нам тогда и помотал изрядно, пытаясь то уговорить, то запугать, то подкупить благами невиданными. Да и подсылы его потом еще несколько лет вокруг шныряли, все слухи о нас собирали, да пытались трудности разные нам организовать, чтобы мы снова в нужду скатились.

Правда после того, как особо ретивые в тайге бесследно сгинули, он вроде бы успокоился, больше никого не подсылал. Хотя, при встречах на торгу не раз еще разговоры на эту тему заводил. Но просто разговоры, уже не давил, именно тогда я и понадеялся, что мы с ним краями разошлись… наивный вьюнош.

Не разошлись. Все это время он ждал, и вот дождался подтверждения, что нужный ему товар у нас имеется. Какая-то падла сдала…

— Наведаемся и к нему в гости! Раз он по-хорошему не понимает, поговорим на его языке, может тогда поймет.

Не хотелось мне его убивать, все же в трудные для нас времена он не скупился, за то вино с избытком рассчитался, хоть потом и возжелал еще большего с нас получить.

— Вряд ли он поймет.

— Ну а если не поймет, — бросил я взгляд на Андрюху-неверующего, — то окончательно с ним вопрос решим, благо он дома не сидит и по округе часто разъезжает. Но это после того, как к Толстому Чжэню в гости наведаемся.

— И когда пойдем? — тут же задал вопрос Гриша, готовый хоть прямо сейчас «в гости» отправляться, очень уж он злой на Толстого был.

Ответить я ему не успел, как и парни, сам чуть не подпрыгнул от неожиданно раздавшегося голоса, вышедшей из-за угла…

— Куда это вы уже собрались?

— Бабушка?

Не зря она жена охотника, так тихо подошла, что до последнего ее не почуяли. Даже то, что я взгляды чужие ощущаю не помогло, так как она об этом прекрасно знает и так глупо себя не выдает, если хочет к нам подобраться и подслушать, о чем мы болтаем. Да и расслаблен я сейчас был полностью, еще не отошел окончательно от «болезни», вот и проворонил опасность.

— Я спрашиваю, куда ты уже идти собрался, а? — теперь она уже конкретно ко мне обращалась, уперев руки в бока.

Вот… слов цензурных нет. Хотел перед самым выходом их с дедом в известность поставить, чтобы они ни себе, ни нам нервы не мотали. Это к бабушке больше относится, дед бы переживал, конечно, но нас бы понял и, думаю, поддержал. Он как ногу потерял, а потом и сына последнего, тоже далекий от всепрощения стал. Переживать переживает, но все наши действия по защите семьи одобряет.

Что ж, раз попались, придется раньше запланированного ответ держать.

Но ответа как-такового бабушке и не требовалось. Ее прорвало, все мне припомнила, в том числе и то, что воюю со всеми подряд постоянно, из-за этого беду домой привел… вот это меня всерьез задело.

— Беду в дом я не приводил, — поймав паузу в ее лившихся потоком упреках, я встал с лавки и тихим голосом, от еле сдерживаемой, даже не злости — обиды на несправедливые обвинения, принялся отвечать. — Если вы, бабушка, забыли, сейчас в меня стреляли не из-за моих «дурных дел», а из-за того, что мы девочек маленьких у похитителей отбили. И пусть я не по своей воле на это пошел, если бы казаки тогда сразу сказали, для чего им проводник нужен, ни мгновения не сомневался, сам добровольно бы их повел. Потому что таких тварей сразу давить надо, чтобы потом уже наших девочек, ваших, бабушка, внучек, не воровали. И не моя вина в том, что тот, кто похищение организовал, меня виновным в провале назначил. И раз с первого раза у него задуманное не получилось, а вскоре до него дойдет слух об этом, он снова кого-нибудь пошлет, благо исполнителей ему найти совсем не трудно будет. И что вы предлагаете? Надеяться на авось? Запереться в доме за стенами и носа наружу не всовывать? Нет, бабушка, такие вопросы нужно сразу раз и навсегда закрывать, чтобы потом горькие слезы по близким не лить. — Глубоко вдохнул-выдохнул, успокаиваясь после столь длинного монолога, я уже спокойным тоном закончил: — И мы этот вопрос закроем.

Подошедший к бабушке со спины дед, постоял, послушал, дав мне договорить, а потом не дал жене своей и слова мне в ответ сказать.

— Милава! Иди в дом.

И таким голосом это было сказано, что бабушка возразить не посмела, да она